"Геннадий Семар. Снежка - речка чистая " - читать интересную книгу автора

какая-то мелодия, какая-то музыка, ему хочется петь, как, бывало, пел он в
армии, когда было трудно... Когда дневалил ночью, когда в холодной кухне
чистил свою тонну картошки, когда засыпал на ходу в марш-броске по тревоге!
Или когда долго не было писем от нее... Мелодия прояснилась, оркестром
зазвучала в нем, оформилась в слова:

И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой!

Четкий ритм уже звучал не в нем, а там, наверху, со стороны станции.
"Вот он, - отметил Иван, - мой..." Тяжелый состав уже грохотал над ним,
мерно, в такт музыке. Иван отодвинул предохранитель гранаты...

Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой! -

запел Иван и, размахнувшись, швырнул гранату вверх, под колеса поезда, и тут
же, подцепив носком сапога проволочный виток, с силой дернул его. Взрывы
слились.

. . . . . . . . . . .

- Ну давай, Гуров, по второй... Как там у Шолохова: первая колом,
вторая соколом! - Родион Иванович поднял рюмку. - Давай выпьем за то, чтобы
все состарились, как говорится, на своей подушке! За мир, стало быть...
Они выпили. Родион Иванович стал есть медленнее, рассеяннее, о чем-то
думал, мысленно рассуждал, чуть заметно поводя вилкой. Потом сказал, как бы
продолжая свои рассуждения:
- История, мил человек, не забывается, она у нас вот где, - он левой
рукой дотронулся до груди. - Мы ею созданы, носим ее в себе...
Гуров молчал. Он вдруг ощутил в себе какую-то давно забытую тревогу,
разбуженную этой встречей и воспоминаниями. Заныла, заболела старая рана.
Ощущение тревоги настойчиво перерастало в чувство вины. Глядя на старого
военврача, на его изменившееся, помрачневшее лицо, он подумал, что и его,
Родиона Ивановича, тревожит сейчас то же чувство и что, наверное, все бывшие
бойцы нет-нет да и услышат в себе вот такое щемление, вот такую вину перед
погибшими... Как же мог он, Гуров, забыть Ивана? Как это случилось... Он
мысленно перелистал "страницы" этих мирных лет: Сибирь, госпиталь, рука.
Приезд семьи. Победа. Он - школьный учитель, потом вуз. Дети. Студенты...
Тогда, перед тем как самолет увез его, раненного, на Большую землю, Самсонов
рассказал ему, что ветврача Архипова гитлеровцы расстреляли. Что кто-то
взорвал эшелон с боеприпасами, шедший на фронт, и надолго вывел из строя
железнодорожный узел... Подорван был именно тот мост, который должен быть
уничтожен группой Нефедова. Сам Нефедов пропал, и он - Самсонов - уверен,
что подорвал мост Иван Нефедов... Да, в то время, когда ежедневно, ежечасно
гибли люди, уходили из жизни друзья, о Нефедове забыли. Но ведь есть его
семья! А может быть, живы, черт возьми, те немцы, которые ловили его
партизан и которые сыграли злую шутку с его другом!.. Да, хорошо сказано: