"Геннадий Семар. Снежка - речка чистая " - читать интересную книгу автора

паровозов. Гуров и Нефедов одновременно увидели самолеты, приближающиеся к
станции с запада. Белые облачка разрывов зенитных снарядов появились на
синем холодном небе. Вдруг часть самолетов, замыкающих строй, отделилась и
пошла вниз, к станции. Где-то по ту сторону ее, за депо, ударили первые
бомбы, содрогая воздух и землю...
Из паровозной будки выскочили двое - машинист и его помощник.
Пригибаясь, две черные фигурки бросились под откос к сводчатой
красно-кирпичной арке. Часть красноармейцев ринулась за ними, другие упали
между шпал.
- Вы что?! - задохнулся Гуров. - Назад!
Нефедов и Гуров побежали к паровозу. Иван мельком взглянул в небо и
увидел два черных креста, стремительно приближающихся к составу... Гуров
первый влетел в паровозную будку, рванул реверс. Тут же клубы пара вырвались
из-под колес, они бешено закрутились, и состав дернулся назад, от станции.
Самолеты заходили слева. Иван увидел, как две темные точки отделились от них
и полетели вниз. Воздух ударил Ивану в грудь. Перед паровозом взметнулся
столб дыма, потом другой... Состав, набирая скорость, двигался назад, к
лесу. Два креста снова стали разворачиваться, тогда Гуров резко затормозил.
Одна бомба легла возле насыпи, другая точно на полотно позади состава.
Товарняк оказался в ловушке: впереди и сзади, словно металлические стружки,
торчали над воронками покореженные рельсы. Теперь самолеты могли спокойно
разбомбить неподвижную цель. Смертоносный груз в вагонах уничтожил бы
станцию и все вокруг на много километров...
Но кресты, зайдя в третий раз, лишь обстреляли вагоны из пулеметов.
Песчаные фонтанчики ударили между, шпал, и самолеты ушли, видимо
израсходовав бомбовый запас.

...Сейчас Иван вспомнил о бомбежке равнодушно, а тогда он чуть не
задушил Гурова в объятиях. И очень удивился, когда Гурова наградили орденом
"Знак Почета", этим, как казалось Ивану, не боевым орденом. Но Гуров сказал
ему: "Вдумайся, Иван, - Знак Почета!"
Нефедову сейчас представлялось, что все это было давным-давно. Тяжелые
мысли заволакивали душу, придавливали к земле. Ему вдруг захотелось спать, и
он был готов прижаться к земле и уснуть, вдыхая полынный дух примятой травы.
Перед тем как идти дальше, Иван огляделся, скользнув глазами по
пустынной насыпи, по верхушкам деревьев, к которым уже клонилось солнце.
Берегом дошел он до бревенчатого моста через Снежку, быстро перешел
его, свернув с дороги, и затаился в кустах, решив еще раз подождать и
убедиться, что за ним никто не идет. Сейчас ему захотелось, чтобы появился
"глаз", он даже обрадовался бы ему. Но время шло, а мост, который хорошо
просматривался из-за кустов, был пуст.
Чем яснее ощущал Нефедов свою свободу, тем тревожнее становилось ему.
Это была тревога, смешанная с болью за погибших товарищей, она вселилась в
него там, на базарной площади, и совсем не похожа была на ту, которая
терзала его в подвале гарнизонного штаба. Там было ясно: побег или смерть.
Именно там он особенно отчетливо понял, что значит быть командиром... На
тебя, только на тебя, смотрят бойцы, их взгляды спрашивают: как все
случилось, кто виноват в том, что они попали в фашистский застенок? И даже
побег не для него, он не может уйти, если хоть один партизан останется у
врага.