"Николай Семченко. ...что движет солнце и светила " - читать интересную книгу автора

перестаёт быть любовью. А может быть, та девочка, вглядываясь в Нину
Андреевну из туманной мути зеркала, всего-то и добивалась, чтобы твердь
пола поплыла под ногами, и беспощадно, неумолимо навалился бы раскалённый
лихорадочный бред. Как это было давным-давно, с Антоном, и только с ним, и
ни с кем больше...
Но тут Нина Андреевна, очнувшись, вздохнула и положила зеркальце на
стол. Скоро придёт Семен Александрович, надо убрать грязные кофейные чашки,
вычистить пепельницу и не забыть засунуть в микроволновку окорочок - пусть
пока размораживается. А это что закатилось под салфетку? А, голубая
таблетка "Виагра"! Надо её прибрать. Если Семёну не помогает, то, может,
кому-нибудь продать? Чтоб добро даром не пропадало...


РЫБА

Нет, Овидий, нет! Ты - жесток и бессердечен! Что за нелепое правило ты
придумал? "Тот, кто смог добиться поцелуя и не добивается дальнейшего,
заслуживает того, чтобы потерять завоёванное" - и это ты вписал в своё
"Искусство любви", запятнав его... запят... Что такое? Не могу я, Рыба,
думать так сложно: для этого нормальные мозги надо иметь, а у меня они -
вот такусенькие, и всё - просто, ничего не стоит усложнять. А может, я - не
Рыба, потому что подумал: "... нав его категоричным . резким суждением."
Фу-у! Причастные и деепричастные обороты - это лукавство, маскировка
слабости и нечёткости мысли. Нет, Овидий, не спорь и не сердись на меня:
всё равно я не слышу твоих возражений. Ты раскрываешь рот, двигаешь губами
и языком, твои зубы влажно поблескивают, и я слышу какие-то звуки:
ток-ток-ок- бу-бу-уу... Но не понимаю слов, которые из них складываются!
Я - в воде, я в воду опущенный, и всё - так просто и ясно: любовь - это не
война, любовники - не враги. Овидий, ты ошибся: "потерять завоёванное" -
это напоминает фразу из военного трактата, не так ли? А я - мирная Рыба, и
я никого не завоёвываю, я просто плаваю рядом с себе подобными, и мы все -
одна стая, одна сила, одна любовь...Ты видел, Овидий, как кета стремится
попасть в то место, где родилась? Три года она гуляет по морям-океанам, но
однажды слышит этот таинственный призыв своего Начала и своего Конца, или
наоборот - своего Конца и своего Начала? Неудержимо, стремительно, бешено и
яростно кета стремится туда, где жизнь превращается в смерть, а смерть - в
жизнь, и это - любовь! Ничто и никто не может остановить Рыбу в этом её
движении, и все мы - одно целое, Овидий...

- Что ты там бормочешь, придурок проклятый? Ни сна, ни отдыха из-за
тебя не знаем! С пяти часов утра своё токовище начал: бур-бур-бур, чтобы
чёрт тебя подрал! Замолчи!
Рыба втянул голову в плечи. Он ждал, когда Ольга, растрёпанная, в
наспех накинутом жёлтом халате, вбежит в его конуру и огреет его бельевыми
щипцами, веником или, не дай Бог, шваброй. На ней обычно болталась мокрая и
вонючая тряпка, которой за Мурзой подтирали его лужи. Этот толстый и
противный кот имел обыкновение делать их в самых неожиданных местах. И
никакие наказания и угрозы не могли исправить его пакостную натуру. Но
Рыба, впрочем, на Мурзу не сердился, даже привык к этому крепкому, резкому
до тошноты запаху.