"Николай Семченко. ...что движет солнце и светила " - читать интересную книгу автора

грузински, а переводить не стал. Но по его глазам я и так понял: какая
разница, кто она, если от нее кружится голова как от горного чистого
воздуха.
А внизу, там, где фуникулер делал первую остановку, была похоронена
Нина Чавчавадзе - восхитительная женщина, которую любил великий Грибоедов.
От этого тоже кружилась голова, как и от запаха картошки, которую пекли на
углях рядом с шашлыком...


МОЛЧАНИЕ

1.

Он сказал:
- Я не хочу об этом говорить. Я хочу этим заниматься.
- Хорошо, - кивнула она. - Наши желания совпадают. Но мы ведь не
глухонемые, иногда и словом перекинуться охота...
- Слова не могут доподлинно передать то, что человек чувствует, - он
рассеянно улыбнулся. - Банально, но точно у классика: "Мысль изреченная
есть ложь..."
- Тютчев! - обрадовалась она. - Ты любишь Тютчева? Я без ума от его
стихов...
- Нет, я не люблю Тютчева, - он отвернулся к окну и сделал вид, что с
интересом изучает серебристую "Ауди", припаркованную у кафе напротив.
Полчаса назад они лакомились там пломбиром с клубникой и запивали его
холодной родниковой водой, в которой плавали апельсиновые и лимонные
дольки - очень простой и вместе с тем изысканный напиток, придуманный
местным барменом.
Они только-только разговорились, и ещё не знали друг друга, но по
тому, как она опустила глаза, чтобы скрыть своё волнение, он понял, что
понравился ей. А потом, рассмеявшись над какой-то его шуткой, она уронила
на пол серый кошелек и, опередив его, сама подняла портмоне, при этом как
бы невзначай коснулась его колена, и в этом мимолётном жесте было столько
настойчивого, но тщательно скрываемого желания, что он решил: возможно,
давно ищет именно её. Его привлекали дамы, глаза которых ангельски наивны,
но темнеют от одного лишь прикосновения, и такие в них открываются бездны,
что сладко и жутко сжимается сердце.
- Однажды мы с другом сидели в кафе "Руслан", пили свое любимое
светлое пиво, и вдруг в зал вошла Женни, - сказал он, задержав её ладонь на
своем колене, и она не сразу отняла её. - "Знакомься, это Евгения, -
представил её мой друг. - Она борется со всяческими табу и помогает ощутить
все радости жизни закомплексованным мужчинам..." Евгении больше нравилось,
чтобы её звали Женни, а мне хотелось, чтобы меня звали Никак: я - Никто и
зовут меня Никак, о чём я с готовностью сообщил этой девице. Не сказать,
чтобы она была страхотуля, но и не красавица: круглое лицо, длинные волосы,
вольно спадавшие на плечи, довольно заметные груди, а бедра - как у
доисторических терракотовых фигурок: не то чтобы необъятные, но, скажем
так, невольно бросающиеся в глаза...
- Не то, что у меня, - тихо улыбнулась она и, настойчиво стряхнув его
ладонь со своей руки, вдруг спросила: А зачем ты мне всё это рассказываешь?