"Николай Семченко. ...что движет солнце и светила " - читать интересную книгу автора

- Ну что, брат Паша, забыла нас Марина? - спросил меня однажды Иван. -
Забыла! А ведь она у меня вот где осталась, - и крепко-крепко стиснул
куртку в области сердца. - Бывало, спросит меня: "Вань, когда ты меня
бросишь?" А я говорю: "Никогда!" Она и расхохочется: "Правильно. Потому что
первой брошу я." Так и вышло. Эх, брат Паша, ходи по земле, не отрывайся от
нее и живи так, как получится, иначе - хана...
Он помолчал, задумчиво попыхтел сигареткой и совсем тихо сказал:
- А теперь будто пластинка во мне крутится, и музыка - чудная, одному
мне слышная, а как о ней словами рассказать, не знаю. И такая тоска, брат,
берет, что одно спасение - Полина. Жил с ней рядом, а ведь не видел...
Примерно так он со мной говорил, то ли хмельной, то ли уже больной -
через несколько дней с ним что-то нехорошее случилось: схватил нож, ударил
тетю Полю, та сумела выбежать, заорала, и кое- как соседям удалось Ивана
усмирить. Его отправили в нервную больницу, откуда выпустили не человека, а
тень - худого, с темными кругами под глазами, будто замороженного: двигался
осторожно, словно хрустальную вазу в гололедицу нес.
- Зря мы эту Марину в квартирантки брали, - сокрушалась мама. - Что о
нас люди теперь подумают? Двух мужиков с ума свела, а ведь ни рожи, ни
кожи, прости Господи!
- И не говори, - откликался отец, и его лицо как-то странно менялось:
будто легкая тень от облака скользила по нему. - Ну их к черту, этих
квартиранток, одни хлопоты с ними. Никого больше не возьмем, пусть комната
пустой стоит: будем в ней яблоки на компот сушить...
Яблоки лежали на полу, на столе, на подоконнике. Самые крупные мама
мыла и закатывала в банки. Те, что помельче, с полосатыми боками, шли на
варенье. На компот сушили ароматные, полусладкие яблоки с желтой кожурой.
Компот из них чуть кислил, и я его не любил.


***

Через много-много лет, когда женщина, которую я любил, ни с того ни с
сего вдруг вышла замуж за моего лучшего друга, я взял отпуск и уехал в
Тбилиси. И вот там, сидя в ресторанчике на Мтацминде - Святой, горе, я,
кажется, увидел Марину, а может, и не ее, а очень похожую женщину.
Она равнодушно пригубливала бокал светлого виноградного вина и,
наклонив голову, без всякого интереса слушала то, что ей говорил солидный
господин в безупречно строгом костюме. Пока я разглядывал их и размышлял,
подойти к ним или нет, появился длинный, худой грузин в клетчатой кепке и,
как-то странно сгибаясь и кланяясь, сказал им несколько слов.
Господин встал и, небрежно бросив на стол несколько купюр, подал руку
женщине.
Она, смеясь, выхватила из букета, перевитого золотыми и серебряными
ленточками, желтую розу и, помахивая ею, оперлась на плечо спутника.
И пока они шли к машине, все, кто сидел на открытой веранде, не могли
отвести от них глаз.
- Вах, веревки вьет из такого человека! - сказал сосед по столу. -
Говорят, каждый день ей привозят из оранжереи специальный букет. И чтобы
обязательно в нем была желтая роза.
Я спросил, кто эта женщина, и сосед горячо сказал что-то по-