"Мария Семенова, Федор Разумовский. Магия успеха ("Скунс" - "Эгида" - 0)" - читать интересную книгу автора

"Сереженька, не пей холодного молока" или "Сыночек дорогой, в пельмени не
забудь положить сметаны", тоже не было.
"Ну и дела". Аппетит у Прохорова пропал и, не обращая внимания на
урчащего Рысика, он, выскочив в коридор, прислушался. Из-за двери отцовской
конуры тошнотно перло перегаром, жужжал невыключенный телевизор и слышался
густой надрывный храп, а вот в комнате матери стояла прямо-таки мертвящая
тишина, оттуда не доносилось ни звука, и Серега почувствовал, как у него
перехватило горло.
- Мама... - Он поскребся, осторожно повернул ручку и почему-то на
цыпочках вошел внутрь. - Мама...
В комнате никого не было. На разложенном диване лежало скомканное
покрывало, в бельевом шкафу, судя по всему, рылись чужие руки, и, подобрав
с полу разбитые очки, в которых мать обычно смотрела телевизор, Серега
двинулся будить своего геройского родителя.
Действительно геройского: гвардии майор, правда запаса, три боевых
ордена, а уж медалюшек-то всяких - не сосчитать. При этом дырка в легком,
кое-как залеченный гепатит и чудом уцелевшая левая нога. Правая, по нижнюю
треть бедра, осталась в кабине "КамАЗа", подбитого из крупнокалиберного на
перевале Саланг. Зато и пил Серегин батя геройски - по-черному. Собственно,
на тернистую тропу алкоголизма он встал сразу после демобилизации по
ранению, но, будучи неоднократно "торпедирован", нашел в себе силы завязать
и заступить на трудовую вахту в народное хозяйство. По-новому он запил пару
лет назад, когда стало окончательно ясно, что Витька, младший брат Сереги,
из Чечни не вернется...
- Эй, батя, - распахнув дверь, Тормоз щелкнул выключателем и потряс
лежавшего ничком отца за костлявое плечо, - где мать?
На полу валялись порожние флаконы "красной шапочки" - средства для
обезжиривания поверхностей, воздух был пропитан перегаром, папиросным дымом
и вонью давно не мытых телес, зато на самом видном месте красовалась
офицерская парадка, правда без орденов и медалей. Награды были давно
проданы и пропиты...
- А-о-у... - Захлебнувшись харкотиной, Прохоров-старший заворочался,
приоткрыл осоловевшие глаза, и по его небритой щеке потянулись слюни. -
Пара... Паралик разбил Семеновну... Аккурат "Время" началось... На Костюшко
оттащили, паралик...
Он вдруг густо рыгнул утробно-прогорклым, погрозил кому-то кулаком и,
ткнувшись мордой в грязную подушку, раскатисто захрапел.
"Эх, батя, батя". Смотреть на него было тягостно, и, опустив глаза,
Серега пошел в коридор к телефону. Однако, сколько он ни названивал в
городскую больницу номер двадцать шесть, никто не отозвался, - понятное
дело, ночь, час собаки, время, когда больше всего хочется спать, и, плюнув,
Тормоз направился в ванную. Утро вечера мудренее.
Горячей воды не было уже месяц, с уханьем забравшись под слишком уж
бодрящий душ, Серега внезапно вспомнил, как когда-то уходил в армию. Уходил
трудно: в первый призыв "изобразил" себе сотрясение мозга, во второй
фиктивно брачевался с какой-то дурой, и только с третьей попытки военкомату
удалось его захомутать. И вот, сколько было телок, ни одна, сука, не пришла
проводить, лишь мать стояла на пронизывающем ноябрьском ветру и совала ему
пакеты со съестным. И все плакала, плакала... А харчи эти, к слову сказать,
лихо оприходовали сержанты на распределительном пункте...