"Геннадий Семенихин. Космонавты живут на земле" - читать интересную книгу автора

Купец разделся, и доктор долго выслушивал через стетоскоп его могучую
волосатую грудь.
- Вопрос к вам один, почтенный, - жестяным голосом сказал знаменитый
доктор. - Опишите хотя бы кратенько свой образ жизни.
- Это весьма легко, - согласился Буркалов. - Образ жизни у меня,
значит, как у всяких купцов. Я не какой-нибудь там небокоптитель, мне каждая
копейка дорога. Месяц как проклятый работаю, ну а после, дело известное, -
десятидневный цикл. Потом опять месяц... Купец не ангел.
- Вот и продолжайте вести подобный образ жизни, - посоветовал доктор.
- До ста лет проживете.
Однако дожить до ста лет Буркалову не пришлось. Когда грянула
Октябрьская революция, в маленьком, затерявшемся в дремучих просторах России
Верхневолжске было еще некоторое время тихо, и только на деревообделочной
фабрике несколько наиболее грамотных рабочих стали поговаривать, что не худо
бы учредить местный Совет, как это сделано в других городах, дать Буркалову
и нескольким другим, более мелким богатеям по шее да зажить по-новому. Сам
купец находился тогда в завершении очередного "цикла". Когда ему,
посиневшему от пьянства, втолковали в трактире постоялого двора о том, что
произошло в Питере, купец побледнел, вызвал к себе управляющего Штаубе и,
матерно выругавшись, сказал:
- Ну вот что, господин иностранец. Бери десять тысяч целковых и
сматывай на все четыре стороны. Думаю, что западная подойдет тебе лучше
всего. А мне самую лучшую тройку заложи. Цыгана поставь коренником. На
фабрику поеду. С рабочими хочу объясниться.
И, выпив для лихости со своими забубенными собутыльниками еще четверть
водки, въехал Буркалов на фабричный двор, где его уже ждала сурово притихшая
толпа.
- Люди! - дико закричал он. - Каюсь перед вами. Нету для меня ни
ада, ни геенны огненной. Был я действительно эксплуататором, грабил вас и
наживался на вашем труде. Люди, берите все, что у меня есть, потому что это
ваше. Берите фабрику и все мои капиталы, берите баржу и мельницу. Ненадобно
мне трех каменных домов и двух флигелей. Оставьте только одну каморку да в
простые рабочие, а то и в грузчики определите, если сочтете возможным.
С этими словами сел Буркалов на тройку и уехал заканчивать свой
очередной "цикл". И никто не знал, о чем в ту пору думал первый богач
Верхневолжска, потому что сентиментальностью он не страдал, дневников
никогда не вел и писем покаянных не писал. Но когда наутро члены только что
созданного первого городского Совета рабоче-крестьянских и солдатских
депутатов, посудив и порядив, решили объявить купцу свою волю - признать
его эксплуататором, но за чистосердечное раскаяние и публичное отречение от
своих, на горе народном нажитых капиталов в домзак не заключать, а допустить
к физическому труду на фабрике во благо молодой Советской республики - и
поехали в трактир постоялого двора, их встретил бледный, встревоженный
половой.
- Нам немедленно Буркалова!
- Нельзя-с, - дрожащим голосом ответил половой.
- То есть как это нельзя-с? - передразнил его старый краснодеревщик
Мешалкин. - Или не видишь, что перед тобой весь Совет рабоче-крестьянских
депутатов.
- Вижу, но только все равно нельзя-с к Игнатию Гавриловичу.