"Геннадий Семенихин. Космонавты живут на земле" - читать интересную книгу автора Это был местный воротила, владевший верхневолжскими капиталами. И над
пакгаузами пристани, и над пивоваренным заводом, и над единственной в городе деревообделочной фабрикой висели железные и деревянные вывески с намалеванной аршинными буквами его фамилией. И никаких "и сыновья" или "и К[о]" в придачу к ней на вывесках не значилось. Просто - "Буркалов И.Г." и все тут. Купец щеголял в грубых холщовых рубахах и юфтовых подкованных сапогах, запросто поднимал с грузчиками огромные тюки, если надо было для вдохновения показать им "русскую силушку". Был он в меру богомольным, но, когда входил в запой, поминал господа бога такими словами, что местный отец Амвросий не раз поговаривал об отлучении его от церкви. Доходили эти разговорчики и до самого Игната Гавриловича, и когда в пьяном виде встречал тот духовника, то издевательски потрясал толстенным, набитым до отказа сторублевками бумажником из заморской крокодиловой кожи и несусветно орал: - От бога меня грозишься отлучить, длиннобородый! Накось, выкуси. А вот это видел?! Да я за эти червончики какого хошь себе бога выберу, хоть языческого, хоть лютеранского! Высокий, нескладный отец Амвросий дрожащей рукой спешно осенял себя крестным знамением, мотал головой: - Изыдь, окаянный, анафема тебя забери! В аду синим пламенем гореть будешь - Что? - хохотал купец. - А ты видал, каким синим пламенем моя буркаловская водка горит? Да такого ни в аду, ни в раю не сыщешь, долгогривый! Буркаловские запои, или, как он сам их именовал, "циклы", доходили какого-нибудь притона, заросший и весь сгорающий от озноба и, ни к кому не обращаясь, твердил: Свят, свят, свят, От мозга до пят. Брысь, не наводись... Его управляющий, тонкий и чопорный немец Штаубе, называл этот момент "наваждением" и удовлетворительно потирал руки, потому что хорошо усвоил, что бросивший на время все свои дела Буркалов после "наваждения" крикнет своей дряблой, увядшей жене коротко, но повелительно: - Мать! Березовый веник! После лютой бани, смывавшей бесовскую алкогольную накипь, Буркалов целый месяц работал как вол, питался одними крепкими щами да гречневой кашей с парным молоком, вплоть до вступления в очередной "цикл". Рассказывали, будто бы однажды по прошествии серьезного и более затяжного, чем все предыдущие, "цикла" Игнат Гаврилович почувствовал себя плохо и слег. Вызвав фельжшера, велел поставить двойную дозу банок. Но и банки не помогли. Тогда не на шутку обеспокоенный Буркалов на лихой тройке доехал до чугунки и с первым же поездом отправился в Питер. Там он пришел на прием к знаменитому, на весь мир известному доктору. - На что жалуетесь, почтенный? - спросил его седой старик с усиками, насмешливо скользнувшими по одутловатому лицу Буркалова глазами. - Да вот в грудях какие-то хрипы появились, - сознался верхневолжский магнат, - одолевают. - А ну-ка, разденьтесь до пояса. |
|
|