"Геннадий Семенихин. Свадьба ("Нравоучительные сюжеты" #23)" - читать интересную книгу автора

- Да ведь сердце пошаливать стало. И мысль одна и та же подтачивала
сознание. Сколько молодых талантливых ребят после вузов приходят, а такие
старушки, как я, дорогу им закрывают, если по-честному разобраться.
- Мысль правильная, - согласился незнакомец, - но какая же вы старушка.
Вам и пожилой грешно себя называть.
- Ой и не говорите. Разве для женщины пятьдесят семь лет молодость.
Он смотрел на ее умытое утренним солнцем лицо, видел под узкими
светлыми бровями беспокойно-веселые глаза, тонкие бледные губы, очевидно
незнакомые с помадой, окруженные сеткой морщин, и ощущал, что всего его
пронизывает какое-то доброе состояние покоя, какого давно он не ощущал.
- Что же мне тогда говорить, - засмеялся он от души, и вязанье в его
руках дрогнуло. - Мне уже шестьдесят пятый пошел, и то стариком не хочется
себя считать.
- Видите ли, - возразила женщина, - у вас, очевидно, жена, дети, а я
совсем одинока.
У соседа побелели губы, и он сухо сказал:
- Жена моя десять лет назад умерла от голода в ленинградской блокаде,
сын - летчик-истребитель разбился в прошлом году на тренировочных полетах.
Внезапно он торопливо уложил в кожаный футляр свое вязанье, резко
поднялся со скамейки, отрывисто произнес "извините, опаздываю". И ушел. А
она осталась страшно огорченная, что своим бестактным вопросом причинила ему
страдание. Три дня подряд в обычные свои утренние часы учительница приходила
в скверик и садилась на облюбованную скамейку. Но варежки, которые она
задумала связать, плохо подавались, и она поймала себя на мысли, что слишком
часто отрывает глаза от спиц и с надеждой оглядывается по сторонам.
Оправдываясь перед собственной совестью, она про себя твердила: "Да, да, мне
его надо обязательно увидеть, чтобы извиниться за то, что была такой
нелепой". Но мужчина как сквозь землю провалился. Варежки уже были близки к
завершению, оставалось довязать палец на правой, когда в прохладное ветреное
утро она услышала скрип гравия под ногами и, подняв голову, увидала его. Был
он в том же костюме, но в новой старательно выглаженной льняной рубашке,
пестрой от мелких ярко-розовых тюльпанчиков. Он как ни в чем не бывало
раскрыл кожаный футлярчик, достал вязанье, и учительница с удивлением, не
веря глазам своим, обнаружила в руках у пожилого незнакомца две совершенно
законченные варежки. Аккуратные, красные, с вкрапленными в них черными
елочками.
- Вот это да! - игриво воскликнула она. - И какой же счастливице,
разрешите узнать, предназначен этот подарок?
Он насмешливо посмотрел на нее широко раскрытыми светло-серыми глазами:
- Вам.
Женщина вспыхнула так, что от мочек ее ушей наверняка можно было в эти
секунды прикуривать, и целую минуту обескуражено молчала.
- Если бы я знала, - промолвила она наконец, не поднимая глаз. - Я бы
вам не такой подарок приготовила. Он теперь за мной, так и знайте.
С того дня она стала называть его Сергеем Афанасьевичем, а он ее
Клавдией Степановной. Каждый день по утрам и вечерам по часу, а то и по два
просиживали они на этой самой скамеечке, но уже не на разных концах ее, а
рядом, и никто из посетителей скверика больше не смел на нее опускаться,
храня их уединение. Время не стояло на одном месте. За ласковым зеленым маем
пришло жаркое лето, затем стали желтеть листья, потому что и его сменила