"Геннадий Семенихин. Признание ("Нравоучительные сюжеты" #29)" - читать интересную книгу автора

касается, старшой. Это всех касается, кроме любого корреспондента из вашей
газеты "Советская авиация".
- По-очему? - растерянно спросил Горбатов. Прославленный ас опустил
тяжелую руку ему на плечо.
- В вашей газете работает писатель Рябовский?
- Работает.
- В конце сорок первого года он написал очерк "Тяжелый октябрьский
день". Было?
- Было, - нетвердо ответил журналист. - Но разве этот очерк плохой. У
нас на "летучке" он получил высокую оценку.
- К черту вашу "летучку", - загремел Белодед, и складки на его лице
обозначились резче. - Вы-то сами понимаете, как там это у вас называется, ну
сюжет очерка.
- Разумеется. Героем очерка были вы.
- Вот именно! - вскричал Белодед. - Там шла речь о том, как я зазевался
в бою и меня с хвоста сбил "мессер". Таким вот образом я оказался на самом
передке в расположении стрелкового батальона, который атаковали фашисты.
Пули, снаряды, минометный обстрел и прочая чертовщина. Комбата убило, когда
батальон ринулся в контратаку. И ты помнишь, как об этом написал ваш
Рябовский! - с неожиданно заблестевшими глазами воскликнул майор Белодед.
Горбатов кивнул головой.
- Еще бы! - и процитировал: - "Отважный летчик поднял с горячей от
артиллерийских воронок земли стынущее тело комбата, отнес его на руках в
ельник, начинавшийся за линией наших окопов и засыпал холодной осенней
землей. А потом повел батальон в атаку".
- Вранье! - перебил его Белодед и хлопнул по столу кулаком. - Не было
ничего подобного. Я и тела убитого комбата не видел, а ваш Рябовский
сочинил: взял стынущее тело на руки, копал могилу! До того ли тогда мне
было. Кинулся я в первую цепь - это действительно, крикнул: "За родину! Бей
фашистов проклятых!" Тоже было. И контратаку батальон отбил. Но на руки
убитого комбата... вранье! - майор помолчал, налил себе стакан кваса, долго
и жадно пил. Слышно было, как булькает квас в его сильном горле с острым
кадыком.
"Вот и совсем плохо! - подумал Горбатов. - Уж лучше сказал бы сразу,
уходи домой, и баста. А тут еще нашу газету в клевете обвиняет".
Белодед встряхнул головой, снова рассыпались русые волосы. Непонятная
грусть появилась в его глазах.
- Слышь, старшой, ты оставайся у меня в доме хоть на день, хоть на
два. - Неожиданно предложил он. - Я тебе о чем хочешь расскажу. Сержант
Муравьев любые чертежи и дневники представит. Только знаешь что... когда в
свою редакцию вернешься, поцелуй за меня обязательно этого самого писателя
Рябовского. Так и скажи, я приказал, майор Белодед.
- Да за что же? - пораженно воскликнул старший лейтенант. - Вы же
только сказали, что он все наврал...
- Да, наврал! - свирепо воскликнул летчик. - Не было ничего этого в
действительности. Только знаешь что? Как бы я хотел, чтобы все это произошло
со мной на самом деле. И так, как он написал об этом. Эх, недорос!