"Геннадий Семенихин. Тепличка ("Нравоучительные сюжеты" #33)" - читать интересную книгу автора

Максимовна. - После сорок пятого я очень тебя ждала. Год, другой, третий. А
потом решила: раз не приехал, значит, погиб. И вот встреча через четверть
века. У тебя седые виски, да и мне приходится посещать парикмахерские салоны
чаще, чем хотелось бы. У меня добрый покладистый муж, дочь уже невеста, на
фабрике пять тысяч человек под началом, словом, все как в том пошленьком
анекдоте: путем, путем. И вот ты, - взорвавший мои воспоминания!
- Слава богу, что не похоронивший их, - усмехнулся Барсов. Он
чувствовал рядом с собой взволнованное дыхание, и щека женщины, прижавшаяся
к его щеке, была мокрой. Теплые губы нашли его рот для того, чтобы стыдливо
поцеловать и ускользнуть от ответного поцелуя.
- А как ты дрался с мальчишками, пристававшими ко мне? Честное слово, я
даже думала, что из тебя получится чемпион по боксу, вроде нашего Королева.
Только ты дальше пошел. Академик! Даже фамилию твою теперь шепотом
произносят. А сколько заводов на твои открытия работают. Даже моя фабрика в
том числе. Опасная у тебя профессия, Сережа. Береги себя!
- Ничего, - вяло ответил Барсов, - бог не выдаст, свинья не съест.
Уже сухими глазами всматривалась она в узкое с правильными тонкими
чертами лицо своего бывшего одноклассника, ставшего теперь мировой
знаменитостью, искала в серых, насмешливо прищуренных глазах тот знакомый
свет, которым они были наполнены двадцать пять лет назад. Искала и не могла
найти.
- Спасибо тебе за эти два часа, что мне подарил. Уедешь, и снова
останется жизнь такая, как есть. Другой не будет.
- Так же, как и у меня, Женя, - вздохнул Барсов.
- Но ведь и в этой жизни бывают взрывы. Он недоуменно пожал плечами:
- Что с тобой, Женя?
И тогда она сказала до крайности скучным и тихим голосом:
- Прости, Сережа. У меня тяжелая болезнь. Не буду распространяться,
жизнь есть жизнь, и все мы изнашиваемся. На двадцать пятое сентября в Москве
назначена операция. Дай мне слово, Сережа, что будешь помнить обо мне весь
этот день.
У него на узком продолговатом лице дрогнули тонкие линии:
- Успокойся, Женька, все будет о'кэй, как теперь принято восклицать в
салонных беседах. Двадцать пятого сентября буду думать лишь о тебе, вычеркну
из памяти все свои К. В и лаборатории, а двадцать шестого появлюсь перед
тобой с великанским букетом цветов. А потом мы спляшем шейк на каком-нибудь
семидесятилетии. Идет?
Барсов вдруг осекся от горькой мысли, что этого шейка он уже не
спляшет, потому что семидесятилетия у него никогда не будет. Вспомнилась
лаборатория, плавка и загадочный опаляющий свет, прервавший испытание.
Всплеск этого света был так ярок и горек, что неделю спустя даже самый его
близкий друг, главный терапевт Костро, старательно протирая стекла очков,
изрек:
- Что я тебе скажу, Платоныч. Жизнь такова, что в ней надо ко всему
быть готовым. Не стану повторять банальных слов о том, что воля человеческая
побеждает любое испытание. Они не всегда доказательны. Скажу одно - поскорее
осуществи главные свои задумки, иначе времени не выкроишь. Лишних суток
судьба тебе не выдаст.
От этой болезни было много советов и лекарств, и не было ничего, что
могло бы от нее спасти. И когда повторялись приступы, Барсов мысленно