"Юлиан Семенович Семенов. Пароль не нужен. (Штирлиц, 1921-1922)" - читать интересную книгу автора

заявятся. Армия может им противостоять, а ее, увы, нет. Есть сброд.
- Американцы тянут с визами...
- Чего вы от них хотите? Союзники - одно слово.
Эсеры прежде всего озадачены вопросом:
- Кто будет его приветствовать?
- Естественно, от большевистской фракции.
- Я спрашивал: те говорят, что приветствие будет от имени
коалиционного правительства.
- Какая, к черту, коалиция? Пауки в банке. Коалиция в России
противоестественна: каждый в Бонапарты метит.
- Двадцатый век - последний век этой цивилизации. И конец миру придет
из России, истерзанной изнутри.
- Меньше афоризмов, Владислав Прокопьевич. Афоризмы надоели, мы с
ними проиграли все, что могли проиграть.
- Граждане, поезд...
Состав министра обороны и главкома медленно приближается к платформе.
Заместители министра, военные руководители, начальник гарнизона медленно
двигаются к тому месту, которое отмечено на перроне мелом: здесь должен
остановиться салон нового министра. Следом за воинскими руководителями
четко вышагивает начальник почетного караула: шашка посредине туловища,
тело сотрясается от шагов, вдалбливаемых в жаркий асфальт, брови
сосредоточенно нахмурены, глаза поедают спины заместителей министров.
Капельмейстер, взятый напрокат из оперного театра, неуклюже морщится
в военном кителе, то и дело обмахивается платочком, подрагивает рукой,
поднятой в уровень с головой: ударить марш встречи надо секунда в секунду,
чтоб все как в прежнее мирное время, когда губернатор появлялся в ложе.
Паровоз остановился. Дверь вагона министра распахнулась, и оттуда
медленно вылез бритый наголо человек в зеленом английском френче - без
орденов и знаков отличия. Оркестр рванул марш торжественной встречи.
Начальник гарнизона стал выкрикивать слова приветствия. Блюхер, не
дослушав его, отвернулся. Из распахнутой двери жена и адъютант протянули
ему махонький гробик. Блюхер принял гроб на руки и пошел сквозь толпу
встречающих к выходу. Оркестр оборвал приветственный марш, веселый и
громкий, только когда Блюхер был совсем рядом. Шел министр с трехмесячной
дочкой Зоенькой, умершей за два часа до приезда в Читу, шел под марш
торжественной встречи, мимо строя почетного караула и примолкнувших
представителей парламентских фракций.
Когда Блюхер в Москве пробовал отпроситься у предреввоенсовета на
неделю хотя бы, пока дочка выздоровеет, тот стал суров и озабочен и много
говорил о том, что революция - это жертвенность и стоицизм.
А Зоенька умерла - зашлась кашлем, сухонькая стала, синенькая.
Первенец, агукать начала, в глазоньках смысл появился - и нет ее.


...На следующий день Блюхер приехал в ставку к семи утра. Первым,
кого он принял, был замначоперод - из бывших офицеров: сухой стареющий
человек с длинной шеей, заросшей седым пухом.
- Введите меня в обстановку, - сказал Блюхер, - вы - грамотный
военный, обсудим все без трескотни и фраз.
- Вот мой рапорт, - сказал замначоперод и протянул Блюхеру листок