"Юлиан Семенович Семенов. Нежность. (Штирлиц, 1928)" - читать интересную книгу автора

люэсочек.
- Сколько я вам обязан, доктор?
- Двадцать пять долларов. Детишкам, знаете ли, на молочишко, да и
овес ноне подорожал. Год назад я брал пятнадцать, а сейчас собираю
зелененькие - в Австралию подаюсь, там и желтого цвета поменьше, и наших
зверенышей почти никого, да и врачей негусто... Значит, пилюльки какие
будем пользовать? Англо-кантонские? Израилево-Михайловские? Или медок с
водой на ночь и прогулка до пота между лопаточками?
- Пилюли давайте.


...Цок-цок, цок-цок, цок-цок... Перестук копыт, словно музыка. Чубчик
у извозчика подвитой, ржаной цветом.
- Сейчас он петь станет, - шепнула Сашенька, - когда я сюда ехала, -
он так пел прелестно.
- <Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке>?
- Нет. <Зачем сидишь до полуночи у растворенного окна...>
- <Зачем сидишь, зачем тоскуешь, кого, красавица, ты ждешь?> Ни
одного прохожего на улицах.
- Что ты, Максимушка, вон люди! Видишь, сколько их?!
- Никого я не вижу, и не слышу я ничего...
- А цок-цок, цок-цок слышишь?
- Дай руку мне твою. Нет, ладонь дай. Она у тебя еще мягче стала... Я
ладони очень люблю твои. Я, знаешь, ночью просыпался и чувствовал твои
ладони на спине, и глаза боялся открыть, хотя знал, что нет тебя рядом...
Это страшно было - то я папу видел рядом, живого, веселого, а то вдруг ты
меня обнимала, и я чувствовал, какие у тебя линии на ладонях и какие
пальцы у тебя - нежные, длинные, с мягкими подушечками, сухие и горячие...
А ты меня во сне чувствовала?
Цок-цок, цок-цок...
- А еще, знаешь, что он пел, Максимушка? Он еще пел <Летят утки,
летят утки и два гуся...>.
- Ты почему не отвечаешь мне, Сашенька?
- Я и не знаю, что ответить, милый ты мой...


- Сами-то из Петербурга? Или столичная фитюля? - поинтересовался
доктор Петров, пряча деньги в зеленый потрепанный бумажник.
- Прибалт.
- Латыш?
- Почти...
- А по-русски сугубо чисто изъясняетесь.
- Кровь мешаная.
- Счастливый человек. Хоть какая-никакая, а родина. Что в Ревель не
подаетесь?
- Климат не подходит, - ответил Исаев, пряча в карман рецепт.
- Дождит?
- Да. Промозгло, и погода на дню пять раз меняется.
- Пусть бы в Питере погода сто раз на дню менялась, - вздохнул
доктор, - помани мизинцем, бросился б, закрыв глаза бросился бы.