"Юлиан Семенов. Псевдоним (Повесть)" - читать интересную книгу автора

по-моему, он ехал учиться банковскому делу, но я бы с радостью
загримировался негром (ковбоем гримироваться не надо, я одеваюсь теперь
так, как у тебя на ранчо, и даже в целях конспирации отрастил бороду) и
доставил бы ему какую-нибудь радость. Только денег не смог бы принести:
последнюю неделю перед выплатой оклада содержания (здесь платят не по
неделям, а по десятидневкам) я ужинаю прекрасной холодной водой,
успокаивая себя тем, что это промывает почки, а именно от них зависит
человеческое долголетие.
...В бедной моей голове что ни день, то рождается рассказ, я вижу его
от начала и до конца, я даже слышу голос, который его читает, но для того,
чтобы писать, надо иметь время и хлеб, а также стол, книжную полку и право
спать в комнате, где больше никто не храпит. Иногда мне кажется, что
бедная моя черепушка взорвется от тем и сюжетов, образов, фраз, пейзажей,
и тогда, чтобы не начать петь дурным голосом в публичном месте арию из
оперы Джозефа Ве-ер-ди, приходится идти в салун дяди Дэниса, где
собираются игроки в покер, садиться к столу и, зажав в потном кулаке
сэкономленные за неделю семь долларов, включиться в игру. Я понимаю, что
разбогатеть на картежной игре нельзя, но отвлечься, наблюдая за
накальностью страстей, вполне можно. И еще важно то, что здесь я прохожу
уроки сюжетологии: только-только сидел человек с двумя мешочками золота,
крепкий и уверенный в себе, вальяжно заказывал виски, и бармен подпархивал
к нему и ставки его были ухватистыми, пока некто, наблюдавший за ним из
угла весь вечер, не подходил к столу, брал карту, давяще, но при этом
раздражающе-небрежно блефовал, забирал пару мешочков золота себе, и на
твоих глазах происходила метаморфоза, описывать которую хоть и больно, но
необходимо, ибо нигде так не обнажается человек, как за карточным столом.
Он подобен здесь рисковому политику или банковскому воротиле: пока на коне
- он силен и уверен в себе, но стоит ему проиграться - делается таким
жалким, что глядеть на него тошно, будто побитый пес под дождем накануне
землетрясения.
Должен тебе признаться, что мне ужасно не хочется описывать, как люди
проигрывают, - так мне их жаль! Но ведь если бы не было проигрыша, не
существовало б и выигрыша, разве нет?
Кстати, я ни разу в жизни не выиграл в карты. Садясь к столу, я
заранее знаю, что вернусь в наш репортерский сарай без цента в кармане,
но, боже, каким я чувствую себя богатеем ночью, перед тем как уснуть!
Сколько я услышал новых слов! Сколько поразительных коллизий прошло перед
моими глазами! Сколько историй я узнал, когда, почувствовав облегчение в
карманах, попивал свое пиво, оплаченное загодя, и внимал тем бедолагам,
которые пришли испытать судьбу, потеряв всяческую надежду добиться счастья
где-либо в другом месте.
Дорогой Ли, я подбираю верного человека, на чье имя ты бы мог мне
писать. Как понимаешь, оказаться арестованным в течение тех трех лет, что
мне предстоит скрываться, - дело далеко не веселое. Я должен лежать
затаившись, как аллигатор, чтобы вернуться к Этол и Маргарет ровно через
два года, одиннадцать месяцев и три дня. И вернуться не как побежденный,
тихо, ночью, тайком от любопытствующих соседских глаз, но днем, весело и
шумно, а в руке у меня будет саквояж, в котором я принесу не семь
самородков весом пять килограммов каждый, не голову Малыша, заспиртованную
в прозекторской, но штук сорок-пятьдесят рассказов, которые позволят мне