"Юлиан Семенов. "Научный комментарий"" - читать интересную книгу автора

Маяковский назвал телефон Бриков; трубку сняла домашняя работница Паша.
- От Лили Юрьевны ничего?
- Нет, Владимир Владимирович... Ужинать придете?
Ах, как ужасно, что Лили сейчас нет рядом, в который уже раз подумал
он, никто мне сейчас так не нужен, как она...
Вахтерша, приняв из его рук трубку, вздохнула:
- Владимир Владимирович, у вас никак жар? Глаза сухие, не простудились
ли? На дворе по утрам студено...
- Я здоров, - ответил Маяковский. - Жара нет... Наоборот... Упадок сил,
- он вымученно улыбнулся. - Где мы встречались?
- В январе семнадцатого, Владимир Владимирович в Петербурге, в клубе
поэтов, я там была с Трубецким, нас знакомил Эренбург, я баронесса
Бартольд, не узнать, поди время, целых тринадцать лет...
- Кажется, тогда вы переводили норвежскую поэзию? Отчего же здесь, в
этой проходной...
- Жду визу, Владимир Владимирович, пока отказывают...
Маяковский вышагивал по бульварному кольцу властно, по-хозяйски; куда
ты идешь, недоуменно спросил он себя, и не смог ответить; однако, помимо
его сознания, вне логики, упорно и, казалось бы, слепо, он все шел и шел,
пока, наконец, не остановился, ощутив внутри толчок; вот куда я шел, понял
он; я шел в начало:
именно здесь я прочитал Бурлюку первые стихи, именно здесь Бурлюк
вкопанно замер: "Вы - гениальный поэт"...
Бурлюка нет, в Америке... И Верочка Шехтель в Париже, и Наташа
Гончарова, и Миша Ларионов... А я - тут... И то, что сытая критика
предрекала мне в пятнадцатом, ныне доделывают молодцы из писательской
ассоциации...
Маяковский сухо рассмеялся, испугав бабушку, выгуливавшую внучат;
невольно вспомнил себя, прежнего, в Кунцеве, на даче у Шехтелей;
декламировал строки Саши Черного: "Когда меж собой поделили наследники
царство и трон, то новый шаблон, говорили, похож был на старый шаблон"...
Маяковский вышел с бульвара на трамвайную остановку, вспрыгнул на
подножку "аннушки", ощутив, как б у л т ы х н у л с я револьвер в заднем
кармане брюк:
кончики пальцев сразу же похолодели; в первый раз так было, когда писал
"Флейту".
Пересев на "тройку", добрался до Мещанки, остановился возле того дома,
где арестовали во второй раз - после того, как устроили побег
политкаторжанок из Новинской тюрьмы.
Ты прощаешься с друзьями, понял он, вот почему ноги сами несут тебя по
городу; как трогателен был Подвойский, когда позвонил после "Хорошо":
"Спасибо, что не забыли, Антонов-Овсеенко тоже благодарит... Сейчас не
очень-то принято вспоминать полный состав военно-революционного
комитета... И достойно то, что вы написали о Троцком, - из песни слова не
выкинешь, он был с нами..."
Черт, а ведь когда меня выпустили из Бутырей, я тоже пришел сюда...
Только я здоровался с городом, а теперь прощаюсь... Тогда денег на трамвай
не было, и ботинки худые, а сейчас туфли от Дижонэ, но револьвер в
кармане... ...Странно:
человек любит только тех, кого любит, но его самого, как правило, любят