"Ю.Семенов. Гибель Столыпина (Повесть) [И]" - читать интересную книгу автора

мы, у кого в голове свой царь. Разберемся с нами, Бизюк, нет, не возражай,
разберемся!
Коли людишки нашего реестру вровень стоят, - значит, волки друг другу,
подставь горло, перегрызут, хрящиками сплюнут! Так? Так! Кто ж остался? Мы
остались, униженные и оскорбленные, кого схарчили близлежащие завистники!
Так? Так! Но среди нас есть парии, а есть аристократы. Как обычно, парии
выше, оттого что души их сильнее и мысли выспреннее, а потому удары судьбы
жестоки до безобразности! Ты - изгой среди избранников, за тобою -
трагедия, но впереди тебя ждет, ба-альшое, Бизюк, очень ба-альшое! Вот
отчего ты мне к сердцу близок, мил человек. Как каждый слабый, я ж мечту
таю, что, сделамши добро обиженному, сам вознесусь! Так? Так!
Снова выпили; понесло - в свою очередь - Муравьева:
- Владик, тебе твоя доброта горем отольется, за щедрость души платят
костром или петлею имени Петра Аркадьевича, отчего ты столь доверчив,
Владик?! Ну, ладно, судьба послала тебе меня, а коли кто другой?! Ты
говоришь, не глаза, а стертые монеты окрест нас! Верно, Владик! А почему
так? Да потому, друг, что все на этом свете случайно: хорошие глаза не нам
встречаются, но, наоборот, злодеям; их больше, этих добрых глаз, чем ты
думаешь, просто мир устроен так, что неизвестные нам силы сводят одних
людей и разводят других. Представь себе, что падающее яблоко увидел бы не
Ньютон, а какой беглый казак? Или китаец? Ну и что?
Был бы закон тяготения известен людям? Нет! Значит, кому-то было нужно,
чтобы яблоня росла в Лондоне, чтоб там родился Исаак и чтоб у него была
страсть к мыслям! Так и у нас с тобою! Ты говоришь, женщина - зло, либо,
мол, к венцу, либо в дурной дом продажной любви. Да нет же, Владик! Моя
любимая все бросила во имя того, чтобы спасти меня, быть подле в трудные
дни...
- Ну, и где ж она ныне?
- Не ее в том вина, но общества, - жарко выдохнул Муравьев. - Общества,
где человек подобен цветку под сапогом. Владик, наше общество бессовестно!
А покаянная совесть людям не силу дает, но бессилие! Потому, мил человек,
мы и мечемся из стороны в сторону, потому норовим себя же и упрятать -
ценою искупления - то ли в острог, то ли в рудники! Именно больная совесть
наша требует от каждого жертвы!
- Бизюк, - грустно улыбнулся Кирич, - мил человек, о чем ты? Жертва -
это когда человек свое могущество чует, силою полон, давай вали! Ан - нет!
В этот-то миг он и оказывается самым что ни на есть раздавленным и
трепещущим, наподобие какого зайца! Только-только человек до свободы
дотянулся, только-только показали ему неведомую даль, так он вмиг
скукожится, на попятную, и все кругом:
"Ха-ха-ха!" Ишь куда замахнулся мураш синебрюхий! Да он уж и не
замахивается, он - с ума свернул, не готов он к такой свободе, когда
потребно п о с т у п а т ь!
Все мы горазды лишь на одно - на свободу думать!
- Ты - не смей так! - воскликнул Муравьев обиженно. - Что знаешь ты о
людях истинной веры?! О тех, которые готовы взойти на свою голгофу без
страха и колебания?!
Кирич приблизился к Муравьеву и, обдав его лицо сытным, жарким дыханием
(Муравьев еще успел подумать: "Худой, а как дышит"), тихо, с отчаянием
спросил: