"Ю.Семенов. Гибель Столыпина (Повесть) [И]" - читать интересную книгу автора

старшим, когда подданный несет личную ответственность за судьбу империи,
отвечая за поступок лишь перед богом и собственной совестью.
Именно поэтому, перейдя в корпус жандармов, Дедюлин совершил
ознакомительную поездку по Ярославской губернии, - там он родился, там
были земли его и брата Николеньки (роду были дворянского, но колола сердце
обида, что не столбовые, а жалованные). По Волге спустился в Нижний
Новгород, поклонился стенам Кремля, посетовал, что город не сохранил
посвященные памяти князя Пожарского реликвии, видно, ю р к и е
подсуетились, от них беспамятство - пойди найди, где почил в бозе Петр
(хоть и чужак по идее, но ведь наш самодержец), куда подевались личные
вещи Николая I, кто запрятал письма Александра III (один князь Мещерский
хранит переписку с усопшим монархом), и лишний раз утвердился, что идея
спасения самодержавия только тогда обретет реальную силу, если слуги ее
откровенно скажут себе самим: в борьбе со злом победа будет за тем лишь,
кто бесстрашно станет на путь всепозволенности в борьбе с крамолой.
Смещение понятий, подмена смысла, ложное трактование святых терминов
бывает наказано историей, но кара за это приходит далеко не сразу.
Действительно, примерять на жандармский всезапрещающий мундир венгерку
партизана Дохтурова, боровшегося с чужеземным завоевателем, было
кощунством, однако возмездие не есть акт спорадический, одномоментный, -
потребно время, чтобы вызрела необходимость возмездия лишь тогда оно
делается неотвратимым, и поводом может послужить сущая безделица;
закономерность воистину есть последствие случайности.
Поэтому честолюбивый замысел Дедюлина сделаться спасителем монархии,
бороться за идею самодержавия партизанскими методами на первых порах
принес ему невероятные дивиденды.
Ставши в начале века начальником штаба отдельного его величества
корпуса жандармов, сорокапятилетний Дедюлин, в отличие от
предшественников, далеко не все свои указания подчиненным фиксировал
формальным приказом; окружив себя единомышленниками, Дедюлин пользовал в
отношениях с ними не только слово, но даже взгляд: хочешь служить идее,
хочешь расти - изволь п о н и м а т ь все так, как мать понимает дитя.
Именно эта его концепция встретила конечно же противодействие и
затаенную ненависть со стороны формалистов министерства внутренних дел,
которые решили монарший манифест о даровании свободы крепостным принимать
буквально, никак не заботясь о духе самодержавия, его высоком,
национальном смысле подданичества всех воле одного, помазанного божьей
милостью на неограниченное властвование...
Будучи от природы мечтателем, Дедюлин и люди его типа не хотели (а
скорее всего не могли) считаться с фактами, с тем, то есть, что не Витте
привел Россию к кризисной ситуации девятьсот четвертого года, да и не
авантюристы Абаза с Безобразовым, толкавшие государя к началу войны против
Японии, но неодолимость развития машинной техники, пришедшей на смену
ручному труду, ибо в конечном счете подлинная мощь, то есть независимость
государств, определялась теперь не лозунгами и доктринами, но именно
уровнем производства рельсов, орудий, дирижаблей и броненосцев.
Ничто так не опасно для режима личной власти, как преобладание на
верхах "партии мечтателей", типа Дедюлина, имевших право на принятие
государственных решений, практически бесконтрольных и не поддающихся
никаким коррективам.