"Виталий Семин. Плотина" - читать интересную книгу автора

- Ага. Я был вчера в штабе, видел. Седой. Чистый.
И вообще старшина говорил со мной так, будто все время между нами
что-то стояло. Что-то особенное, чему не подобрать названия, чего просто так
не объяснишь. И хоть по-прежнему он мне говорил "ты", получалось это у него
как "вы". И все другие будто чувствовали это особенное и тоже словно
говорили мне "вы".
Целый день на участок нашей бригады приходили с других участков, чтобы
посмотреть на меня. Некоторые подробно расспрашивали, как там, на Родине,
что об этом рассказывает отец, но большинство ограничивалось одним вопросом:
- Это к тебе отец приехал, да?
- Ко мне.
Постоит человек минуту и уйдет.
Вечером мы с отцом встретились перед штабом, ходили по двору, принимали
поздравления военных, а часа через два нас арестовали...
Случилось это так. Отец пригласил меня в офицерскую столовую, он сделал
это запросто, всегда обедал в офицерских столовых и сегодня ждал меня, чтобы
поесть вместе. Я пошел за ним. Часовой у ворот пропустил нас. До офицерской
столовой было всего шагов пятьдесят, но это были особые, запретные для меня
шаги по неохраняемому пространству. Я знал, что для отца слова "можно",
"надо", "нельзя" издавна святы, он и меня всегда учил тому, что это главные
слова (поэтому-то он и не рассердился вчера при мне, когда нас выпроводил из
комнаты начальник штаба). Но сейчас он чего-то никак не мог понять. Он с
самого начала не мог этого понять. Я это видел по тому, как он принимал
поздравления, по тому, как он рассказывал начальнику штаба, что пришлось мне
пережить в Германии: "Мы отступали, а наши дети..." По тому, что он приехал
сюда без погон.
В столовой доброжелательная, хотя и несколько удивленная моим
появлением официантка согласилась принести нам кое-что из того, что заказал
отец. Мне было зябко в пустом, тихом зале, я старался поменьше разговаривать
с отцом - ведь для того, чтобы он услышал, надо почти кричать, - еда не
радовала меня, но отец не торопился уходить. Когда мы вернулись к воротам,
прогудела сирена отбоя. Часовой приветливо кивнул нам, и мы двинулись к
штабу. Было еще совсем светло, солдаты не уходили со двора, и я начал
успокаиваться и даже жалеть о том, что в офицерской столовой ел плохо и
мало. И тут-то мы с отцом упустили важную минуту - во дворе вспыхнула
паника, приближалось начальство. Мы с ним столкнулись посреди двора.
- Кто такие?! - закричал Панов, глядя не на нас, а на сержанта,
который, отстав на полшага, сопровождал его.
- Это тот, что к сыну приехал, - ответил сержант. - Начальник штаба им
разрешил.
- Что он хочет? - спросил меня взволнованно отец.
- Отец плохо слышит, - сказал я Панову.
- Кто такие?! - будто и не замечая наших ответов, повторил Панов. -
Сержант! Посадить до выяснения!
И нас посадили. Помню, как у входа в подвал потрясенный отец отстегивал
от гимнастерки медаль, как передавал смущенному сержанту свой ремень, помню,
как встретили нас двое отнюдь не подавленных своим заключением солдат. Они
попали сюда дня три тому назад за то, что где-то выпили, успели соскучиться
и были рады новым соседям. Вначале они не верили в нашу историю, а когда
поверили, не очень потряслись ею: подвал - не место для сильных чувств. И