"Виталий Семин. Ласточка-звездочка" - читать интересную книгу автора

справедливости время свершить свой суд - и побрел своей дорогой. Его никто
не останавливал, не окликал. Прохожим не было до него никакого дела, и
Сергей сел на велосипед. Он был свободен и мог бы подумать о том, что
сказать отцу и матери, которые ждали его на Братском, но он думал о пацане.
Сергей думал, что, пожалуй, не так уж виноват. Мальчишка бежал,
обернувшись назад. Дело было за перекрестком, и ударился пацан не о
переднее, а о заднее колесо. Все это примерно объясняло, почему Сергею дали
уйти, но нисколько не притупляло жалости и раскаяния, которые пронизывали
его.
Эта жалостливость, которую он знал за собой и не любил (Сергей считал,
что это мать испортила его в детстве своей необузданной ласковостью), была
чувством хлопотливым, толкавшим Сергея на ссоры с ребятами, озорными,
ловкими драчунами.
Сергей был влюблен в бешеную энергию школьных перемен, когда в
коридорах, на лестницах, во дворе все самозабвенно несется, прыгает, ломится
так, что кажется - поток этот не остановить, если даже поперек него
выставить запруду из учителей, когда даже директор, проходящий по коридору,
оставляет после себя лишь крохотные островки нестойкого затишья. Сергей тоже
прыгал, тоже ломился и несся куда-то вперед, пока не замечал, что Гришка
Кудюков и Игорь Катышев - оба второгодники - погнались за Абой Френкелем.
Донимать Абу Френкеля, маленького "чичу-очкарика", было любимым развлечением
Кудюкова и Катышева. Они не были мучителями-эгоистами. Они устраивали
"цирк", стремясь честно заработать популярность и развеселить и рассмешить
все общество. И они вызывали смех. Они заставляли смеяться и Сергея. И он
смеялся до тех пор, пока ласковые слова, которыми его в детстве переполнили
до отказа, не подступали к горлу, не заставляли бросаться с кулаками на
Гришку и Игоря. Понятно, что ему далеко не всегда удавалось выйти целым из
такой потасовки...
Теперь Сергей не спешил. Надо было придумать, что сказать отцу. Что
скажет отец ему, Сергей знал заранее.
"Отец тебя предупреждал, - скажет отец, - отец каждый день тебе
твердит: надо быть внимательным. У отца (разговаривая с Сергеем, он всегда
именует себя в отвлеченно-торжественном третьем лице) больные нервы! (Поди
пойми, что это такое!) Отец ночи не спит!" И так далее, и все в таком же
духе. Будто главная причина, из-за которой Сергей не должен был сбивать
пацана, - это то, что у отца больные нервы. И будто без нотаций Сергей сам
не почувствует, как больно было мальчишке и как плохо то, что Сергей сбил
его.
Можно, конечно, отцу ничего не говорить. Но разорванные брюки, но
испачканная рубашка! Это все равно как-то надо объяснять.
Вот и Братский переулок. На троллейбусной остановке ни отца, ни матери.
Не дождались! Теперь обязательно допрашивать будут с пристрастием. Где
задержался?
В расчерченной мелом на "классики" подворотне теткиного дома Сергей
столкнулся с двоюродным братом. Женя спешил.
- Война, - сказал он, - слышал уже?
Сергей не понял:
- Какая война?
- С Германией. Германия на нас напала. По радио второй раз передают.
- Женя, - сказал Сергей, - я только что сбил пацана, сам упал и брюки