"Виталий Семин. Ласточка-звездочка" - читать интересную книгу автора

порвал. Что мне теперь будет?
- Э-э! - непонятно сказал Женя, махнул рукой и прошел мимо Сергея на
улицу.
- Ты куда, Женя? - крикнул Сергей.
- На завод!
- Но сегодня же выходной!
Женя даже не обернулся.
Велосипед Сергей оставил во дворе. Долго чистил брюки, хитро сколол
прореху тонкой медной проволочкой, еще выше подкатал рукава рубашки и
наконец вошел в комнату. Здесь все было как обычно - диван, обеденный стол,
Женина книжная полка. Только тетка, Ефим, мать необыкновенно возбуждены.
Отец, засунув руки глубоко в карманы, шагал от стены к стене и без мотива,
но напористо напевал: "Шумел-горел пожар московский, дым ра-асстилался по
реке..."
На Сергея он едва обратил внимание.
- Ну как, Аника-воин, - сказал он ему, - кажется, упал? Вижу, вижу!
Надеюсь, не плакал? Ну, молодец, молодец... - И продолжал шагать. - "На
высотах стены-ы Кремлевской стоял он в сером сюртуке..."
Повороты у стены отец делал пружинно, четко, словно по армейской
команде "кругом". Отец воевал в первую империалистическую, был контужен и
считался по болезни лишь "ограниченно годным". Но он давно говорил, что,
если грянет война, он обязательно пойдет добровольцем, и теперь, должно
быть, его подмывало воинственное настроение.
За столом, - обедать собрались поздно, тетка ждала, вот-вот вернется
Женя, - отец говорил:
- Я стреляный воробей, знаю, что такое война, - он притронулся к плечу,
где, как всем было известно, имелся пулевой шрам, - я далек от
шапкозакидательских настроений. Но, уверяю вас, враг скоро будет каяться!
Жестоко будет каяться! Он почувствует силу нашего оружия! Ведь кто
составляет основу нашей армии? Такие солдаты, как Женя! - Он кивнул в
сторону пустого Жениного стула. Тетка вздрогнула и побледнела. - Ведь это
грамотнейший математик, механик, умница, превосходный спортсмен. Я же помню,
какие письма слал командир части, в которой Женя служил, сестре. Так ведь,
сестра?
Тетка еще больше побледнела.
- И что ты заладил: "Женя, Женя!" - сказал Ефим, не поднимая глаз от
тарелки. - Дался тебе Женя! Я тоже не одну войну на своем веку видел: и
японскую, и германскую, и гражданскую. - Ефим зло, словно отец был
виновником всех этих войн, посмотрел на него. - И знаешь, кому хуже всех
бывает на войне? Нет, не нам с тобой! И даже не бабам, а таким вот, - и Ефим
ткнул пальцем в сторону Сергея. - Им!
- Почему? - недовольно спросил отец. Из педагогических соображений он
вообще не любил, когда Сергея где-либо "выпячивали".
- Им терпеть! И что ты за человек, не понимаю: вчера хвалил немцев,
ругал англичан, сегодня немцы у тебя опять фашисты.
И отец ответил Ефиму:
- Но они же коварно нарушили договор!
Обед был так же вкусен и обилен, как всегда. Правда, пустовало место
Жени за столом, а Брем и Свифт утратили что-то из своего обаяния, и отцу
больше никто не возражал. Но, в общем, война в тот день не очень испугала