"Виталий Семин. Ласточка-звездочка" - читать интересную книгу автора

Сергея (и даже, страшно сказать, обрадовала!). Во-первых, так удачно
обошлась эта история с велосипедом, а во-вторых, Сергею три дня тому назад
исполнилось четырнадцать лет, и он, как никто другой, свято верил, что уж
если завтра война, если завтра в поход, то плохо придется кому угодно,
только не нам.

3

Следующие дни были наполнены страстным, напряженным ожиданием - вот-вот
немцы полностью израсходуют подлое преимущество своего удара врасплох, наши
войска перегруппируются и начнут по-настоящему бить фашистов. И чем больше
разочаровывали сводки в последних известиях, тем напряженнее и страстнее
становилось это ожидание.
Удивляло только: как немцы вообще рискнули напасть на нас, уж не
сумасшедшие ли они? Было что-то тревожное в самом этом вопросе, что-то
непонятное. Ведь все-таки не сумасшедшие же они?
Очень популярным человеком во дворе в эти дни стал Миша Чекин, больше
известный под именами Мика, Хомик и Хомчишка. Миша, тихий и немного
флегматичный, относился к числу законопослушных. То есть почти никогда не
принимал добровольного и тем более активного участия в войне с Мексом, не
стрелял из рогатки в прохожих, не бил электрических уличных фонарей. Он
никогда не убегал (не "срывался", не "рвал когти"), если вдруг дворник
Максим Федорович, вооружившись метлой, бросался догонять нашкодивших
пацанов. И Мекс никогда не трогал его - он знал: Мика Чекин не чета Славке
Иващенко, Мика не повинен в том, что где-то на втором этаже футбольный мяч
сшиб с подоконника кастрюлю с припасами, выставленными "на воздух". Во
многих семейных квартирах Хомика часто ставили в пример. И все это ребята
ему прощали. Хомика не дразнили, не "подтыривали", как других тихонь. В
сущности, мальчишки были очень широкими людьми. Они многое учитывали, когда
оценивали человека.
Прекрасно, например, было известно, что Хомик с детских лет
воспитывался не у мамы с папай, которые часто ссорятся, расходятся и опять
сходятся, переезжают с квартиры на квартиру, меняют место работы, а у
бабушки с дедушкой, которых Миша называл не "баба" и "дед", а "маманя" и
"папаня". Было известно также, что "маманя" - суровая, аккуратная, словно в
щелочной воде вываренная старуха - железная домоправительница, что в
квартире у Хомика люди свободно чувствуют себя только на кухне, если при
этом, конечно, они не слепнут от блеска надраенных кастрюль. В двух других
комнатах ни пыли, ни жизни, ни воздуха. Там - угрюмая безупречность паркета,
отпугивающая крахмальная белизна занавесок, салфеток и чехлов, бесполезная
неподвижность раз и навсегда расставленных стульев. В этих комнатах бывали
немногие приятели Хомика. Выходили они оттуда подавленными и выносили самое
искреннее сочувствие к Хомику.
- Нет, - говорил Сявон и ошеломленно крутил головой. - Вот так
"маманя"!
И добавлял:
- А дед у тебя ничего. Тихий.
Поэтому-то, когда Хомика звали домой, ребята сразу же и без протестов
прерывали игру, поэтому-то, когда затевалась рискованная операция и на общем
совете Двора намечались ее исполнители, Хомик получал безусловный и вполне