"Мария Семенова, Феликс Разумовский. Аленький цветочек (Кудеяр #1)" - читать интересную книгу автора

состоял в том, что секретарш надо иметь двух. Одну - для работы. Другую...
- Простите, Семен Петрович, из больницы звонят. Дедушка ваш, говорят,
скончался... вчера в двадцать два тридцать. Соединить?
Голос у Люськи, как и всё прочее, был редкостно невыразительный,
блёклый. Семен Петрович ответствовал в тон:
- Нет, незачем. Просто вызови похоронного агента... Церемонию сама
знаешь какую. Баксов за сто.
Люська действительно знала. За время болезни шефского дедушки она
успела постигнуть все тонкости их, с позволения сказать, родственных
отношений. Стоимость церемонии не удивила её - лечебница тоже ведь была
откровенно не кремлёвская. Далеко не по возможностям внука...
Девушка-компьютер вежливо распрощалась с больничным служителем и открыла
толстый телефонный справочник сразу на нужной странице.
Хомяков же, повесив трубку, жестом отпустил Зинку, закурил "More".
"Тьфу, туберкулезная палочка, а не сигарета... Значит, всё? Финита?
Сыграл дедуля в ящик... почил в бозе. Хотя "в бозе" - ой, вряд ли. Его,
небось, уже черти в хвост и в гриву в аду..."
Вспомнился длинный коридор в грязной коммуналке. И дед, пьяный,
расхлёстанный, с ремнём в руке. На ремне - блестящая бляха. Мать в дешевой
проституточьей шляпке, вереница её гостей, наглых, крикливых, провонявших
махрой и нестиранными портянками... Сортирная вонь, холодный пол,
деревянные игрушки... Спасибо, родина, за счастливое детство. Как всегда в
таких случаях, Семёну Петровичу неудержимо захотелось выпить, чтобы не
лезли в голову дурацкие мысли, чтобы сначала увязли, а потом совсем
растворились в плотном алкогольном тумане...
Да и деда помянуть не мешало бы. Гнида был, конечно. Хомяков так и не
пожалел о том, что ни разу не навестил старика в больнице, не перезвонил
Люське с приказом организовать роскошные похороны... Гнидой жил - и подох,
как гниде положено. А всё же ушло что-то - и насовсем, и не воротишь. И мы
вот так же уйдём...
Семен Петрович подошёл к бару, налил на три пальца бучанановского
шотландского виски, люксового, двенадцатилетней выдержки. Выпил, захрустел
солёными фисташками, помотал висячими щеками и только собрался повторить,
как снова проснулся телефон. "Никакой на хрен жизни", - вздрогнув от
звонка, Хомяков придвинулся к столу, рывком снял трубку и хотел было
рявкнуть. Однако возле уха зазвучал голос начальника секьюрити, и Семён
Петрович передумал орать, спросил человечно:
- Что, Паша, скажешь? Соскучился? Паша носил прозвище Сивый и был,
как принято говорить, в авторитете. С такими обращаются ласково.
- Семен Петрович, тебе тут маляву подогнали. - Передних зубов у
начальника секьюрити не хватало, так что с дикцией у него было не очень. -
Корзина "Корзина - пожилая женщина (жаргон.)" одна притаранила, корынец
"Корынец - отец (жаргон.)" её с твоим дедом лежал на больничке, просила
тебе лично в руки.
Было слышно, как рядом, видимо, с магнитной ленты весёлый голос
выводит с блатной интонацией:

Раздался выстрел, пуля просвистела,
И фраер, словно скесанный, упал...