"Мария Семенова, Феликс Разумовский. Аленький цветочек (Кудеяр #1)" - читать интересную книгу автора

для стыдливости нецелованной внучки. Ребятня помладше бесхитростно ловила
кайф короткого питерского лета. Кто пинал мяч в облаке пыли, кто
накручивал педали велика... Какие-то обалдуи, уже задетые микробом
акселерации, ломались в танце под грохот магнитолы. Площадку для этого
дела они облюбовали довольно оригинальную. А именно - крышу скудинского
кровного гаражи, одиноко притулившегося у помойки. Эту самую крышу Иван в
своё время застелил - на кой хрен, интересно?.. - благороднейшей зеленью
турмалайского рубероида.
"Хорошо хоть, не брейк-данс... - Скудин вздохнул, понаблюдал немного
за подростками, бросил окурок. - Точно стыки смолить придётся..." - Валя,
Валя, - позвал он, вернувшись в комнату. - Где ты, девочка моя?
Крыса, недавно отобедавшая, призыв проигнорировала. Вместо неё с
энтузиазмом откликнулся Жирик:
- А в жопу? А в жопу? Слабо? Слабо? За чир-рик, за чир-р-рик!
Где он воспитывался и где его обучили всю нецензурщину повторять
дважды - один Бог знает.
- На Руси раньше сорок дрессировали, - прокомментировала Маша. - Во
экзотика для иностранцев! Русская говорящая сорока...
- И лексикон - весь словарь Даля, - Скудин вновь глянул на обои,
густо оштукатуренные Жириком, вздох-пул, посмотрел на часы. - Так к какому
часу нас пригласили?..
Лев Поликарпович жил совсем рядом со своим институтом. На той же
Бассейной, только по другую сторону Московского проспекта, в добротном
позднесталинском доме на углу улицы Победы, в том, что развёрнут к парку
фасадом.
Внешне это вполне обычный дом, без особых архитектурных кружев,
подразумевающих необыкновенное внутреннее устройство. Но, если
присмотреться, на нём можно найти мемориальные доски. Здесь в своё время
жил артист Копелян и ещё несколько не менее выдающихся личностей. Доски
под стать всей остальной внешности дома - неброские, но основательные и
достойные. Несколько лет назад Маше впервые пришло в голову, что
когда-нибудь, а на самом деле - ужасающе скоро, здесь появится ещё одна. О
её папе. "Здесь жил..." Она помнила: в тот день папа показался ей совсем
пожилым, бренным и хрупким. С тех пор она стала очень болезненно
переживать любую размолвку, житейски неизбежную, но способную, по её
мнению, приблизить появление пресловутой доски. Это всё было до появления
Вани. До того, как папа выговорил слова, которые в древности правильно
называли непроизносимыми: "Вот помру..."
Она нашла руку мужа и крепко стиснула её. Иван не вполне правильно
истолковал причину её волнения и клятвенно пообещал:
- Я буду беленьким и пушистым...
Маша не стала его разубеждать.
Она ещё помнила времена, когда на двери парадной красовалась
начищенная медная ручка. Той ручки давно не было и в помине, а сама дверь
из красиво застеклённой превратилась в банально-железную с кодом. "Времена
не выбирают, в них живут и умирают". Маша не помнила, кто это сказал.
- Ну, Господи, пронеси... - Выйдя из лифта, она оглянулась на Скудина
и придавила кнопку звонка. У неё был ключ, и папа, надобно думать, не стал
разыгрывать плохую мыльную оперу, меняя замок. Тем не менее Маша предпочла
позвонить. Кнопка работала скверно, её следовало нажимать строго