"Борис Семенов, Т.Талатов. Подвиг длиною в жизнь ("Искатель" No 3, 1968)" - читать интересную книгу автора

потянулась за ломтем. И тут же отдернулась.
Все молча поднялись и тихо побрели прочь от стола - каждый к
своим нарам.
- Теперь будешь там, - сказал один, обращаясь к Гаджи. Его
пожитки уже лежали на первых нарах от входа.
Это был открытый акт отчуждения, потому что между нарами, где
предстояло находиться Гаджи, и следующими, занятыми, оставалось
несколько рядов совершенно пустых: люди, некогда спавшие здесь, уже не
могли вернуться.
Гаджи опустился на нары. Что делать? Плакать? Или кинуться на
обидчиков? Мысли плясали, прыгали.
А люди снова собрались вместе, только теперь не у стола, а около
нар, где умирал человек. Их тени причудливо вытягивались на
противоположной стене и сплющивались на потолке. Они метались словно
языки пламени, затянутого черным дымом.
Вошел Ненароков.
- Хины нет. Лагерь, мол, не госпиталь. Выгнал...
Он обтер кровь в уголках рта - лагерный врач умел подтверждать
свои слова действиями.
- До утра не дотянет, - сказал один из пленных, ближе всех
стоявший к умирающему.
- У меня еще в студенчестве был такой случай... Под Чарджоу...
Это когда басмачи... И Павел, кажется, в Чарджоу родился... - сказал
Седой.
- В Коканде. Там близко, - уточнил Гордеев, будто сейчас это
имело какое-нибудь значение.
Гаджи по прежнему сидел на своих нарах, обхватив руками голову.
- За жизнь товарища надо платить любой ценой.
Реплика эта, видимо, относилась к Ненарокову, вытирающему кровь с
разбитой губы. А может, о чей-то другом думал Седой, потому что,
помолчав минуту, он подвел итог:
- А хина нужна...
Гаджи поднял голову и посмотрел туда, где едва тлела коптилка.
Потом он встал с нар и потихоньку выскользнул из барака. Никто на это
не обратил внимания. Только Седой обернулся и увидел, как дверь
закрылась за Гаджи.

9
Веселились вовсю. Веселье сдабривали вином. Пьяненький лейтенант
бренчал на рояле какую-то шансонетку. Потом, с трудом поднявшись,
подошел к столу и взял бокал.
- За нашего полковника! Самого доброго начальника из всех, у кого
я служил.
- Самый лучший тост, - поднял бокал полковник, - готовые метры
дороги, по которой сначала на Баку, а потом на Бомбей ринутся танки
фюрера. За фюрера!
Гаджи вошел в тот момент, когда полковник сказал "на Баку". Он
остановился в дверях, опустив голову.
Гауптману оставалось выпить за фюрера последний глоток, когда он
увидел Гаджи. Поперхнувшись, гауптман заорал: