"Луций Анней Сенека. О блаженной жизни" - читать интересную книгу автора

знать внутренних разногласий и колебаний во мнениях, восприятиях и
убеждениях; которому достаточно будет раз навсегда себя упорядочить, чтобы
его части согласовались друг с другом и, если можно так выразиться, спелись,
и он достигнет высшего блага. Ибо в нем не останется неправды и соблазна, он
не будет наталкиваться на препятствия и оскальзываться на сомнениях. 6. Все
его дела будут диктоваться лишь его собственной властью, и непредвиденных
случайностей для него не будет; все его предприятия легко и непринужденно
будут обращаться к благу, а сам предприниматель никогда не покажет спины,
изменяя благим решениям, ибо колебания и лень - это проявления непостоянства
и внутренней борьбы. А посему смело можешь заявлять, что высшее благо есть
душевное согласие, ибо добродетели должны быть там, где лад и единство, а
где разлад - там пороки.
IX. 1. "Но ты сам, наверное, чтишь добродетель только потому, что
надеешься извлечь из нее какое-то наслаждение", - могут мне возразить. -
Прежде всего я отвечу вот что: если добродетель и приносит наслаждение,
достичь ее стремятся не ради этого. Неверно было бы сказать, что она
приносит наслаждение; вернее - приносит в том числе и его; не ради него она
обрекает себя на труды и страдания, но в результате ее трудов, хотя и
преследующих иную цель, получается между прочим и оно. 2. Подобно тому как
на засеянной хлебом пашне меж колосьев всходят цветы, но не ради них
предприняли свой труд пахарь и сеятель, хоть они и радуют глаз; цель их была
- хлеб, а цветы - случайное добавление. Точно так же и наслаждение - не
причина и не награда добродетели, а нечто ей сопутствующее; оно не
признается чем-то хорошим только оттого, что доставляет удовольствие;
напротив, добродетельному человеку оно доставляет удовольствие, только если
будет признано хорошим. 3. Высшее благо заключено в самом суждении и
поведении совершенно доброй души: после того, как она завершила свой путь и
замкнулась в собственных границах, достигнув высшего блага, она уже не
желает ничего более, ибо вне целого нет ничего, так же как нет ничего дальше
конца. 4. Так что ты напрасно доискиваешься, ради чего я стремлюсь к
добродетели: это все равно, что спрашивать, что находится выше самого верха.
Тебя интересует, что я хочу извлечь из добродетели? Ее саму. Да у нее и нет
ничего лучшего, она сама себе награда. Разве этого мало? Вот я говорю тебе:
"Высшее благо есть несокрушимая твердость духа, способность предвидения,
возвышенность, здравый смысл, свобода, согласие, достоинство и красота",- а
ты требуешь чего-то большего, к чему все это служило бы лишь приложением.
Что ты все твердишь мне о наслаждении? Я ищу то, что составляет благо
человека, а не брюха, которое у скотов и хищников гораздо вместительнее.
X. 1. "Ты извращаешь мои слова, - заявит мой собеседник. - Я утверждаю,
что никто не может сделать свою жизнь по-настоящему приятной, если не будет
жить честно, а это уже не может быть отнесено к бессловесным животным, для
которого благо измеряется количеством пищи. Я недвусмысленно и во
всеуслышание объявляю, что та жизнь, которую я зову приятной, не может быть
достигнута без добродетели".
2. - Помилуй, да ведь все знают, что полнее всего упиваются вашими так
называемыми наслаждениями самые непроходимые дураки; что подлость купается в
удовольствиях; что дух, поспешая за телом, придумывает для себя множество
новых извращенных наслаждений. Вот лишь некоторые из них: чванство и
преувеличенная самооценка, напыщенность, возносящая себя над окружающими,
слепая любовь ко всему, что имеет отношение ко мне лично; погоня за