"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

сатурналии; я сын управляющего Филосита, твой любимец". - "Ясное дело, -
говорю я, - он бредит! Это он-то еще малышом стал моим любимцем? Впрочем,
очень может быть: ведь у него как раз выпадают зубы".
(4) Вот чем обязан я своей загородной: куда бы ни оглянулся, - все
показывало мне, как я стар. Что ж, встретим старость с распростертыми
объятиями: ведь она полна наслаждений, если знать, как ею пользоваться.
Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; дети красивей всего, когда
кончается детство. Любителям выпить милее всего последняя чаша, от которой
они идут ко дну, которая довершает опьянение. (5) Всякое наслажденье свой
самый отрадный миг приберегает под конец. И возраст самый приятный тот, что
идет под уклон, но еще не катится в пропасть. Да и тот, что стоит у
последней черты, не лишен, по-моему, своих наслаждений, - либо же все
наслажденья заменяет отсутствие нужды в них. Как сладко утомить все свои
вожделенья и отбросить их! (6) Ты возразишь мне: "Тягостно видеть смерть
перед глазами". Но, во-первых, она должна быть перед глазами и у старика, и
у юноши - ведь вызывают нас не по возрастному списку. Во-вторых, нет
стариков столь дряхлых, чтобы им зазорно было надеяться на лишний день.
Каждый день - это ступень жизни, весь наш век разделен на части и состоит из
кругов, меньших и больших, охватывающих меньшие. Один из них обнимает все
прочие - он тянется от дня рождения до дня смерти; еще один выделяет годы
отрочества; есть и такой, что заключает в себе наше детство; есть, наконец,
просто год с его четырьмя временами; годовые круги, умножаясь, составляют
жизнь. Месяц очерчен меньшей окружностью, теснее всех круг одного дня, но и
тот идет от начала к концу, от восхода к закату. (7) Поэтому Гераклит,
получивший прозвище из-за темного смысла своих речей2, говорит:
"Один день равен всякому другому". Каждый понимает это на свой лад.
Один говорит, что дни равны по числу часов, и не лжет: ведь коль скоро день
- это двадцать четыре часа, то все дни непременно равны между собой, так как
к ночи прибавляется столько часов, на сколько убывает день. Другой говорит,
что любой день равен всем прочим по сходству: в самом протяженном времени
нет ничего такого, чего нельзя найти в одних сутках, то есть ничего, кроме
дня и ночи, которые оно в череде обращений мира множит, но не изменяет,
разве что делает день короче, ночь длиннее или наоборот. (8) Потому каждый
день нужно проводить так, словно он замыкает строй, завершает число дней
нашей жизни. Когда Пакувий3, присвоивший Сирию, пировал и пьянствовал,
справляя по самому себе поминки, его уносили от стола в спальню под
рукоплескания его любовников, певших под музыку: ,8e(3i(i)'rai, рвВютсч. -
Он прожил жизнь (греч.). И каждый день он устраивал себе такой вынос. (9) Мы
же то, что он делал от нечистой совести, должны делать с чистой душой и,
отправляясь ко сну, говорить весело и радостно:
Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен.4
А если бог подарит нам и завтрашний день, примем его с радостью.
Счастливей всех тот, кто без тревоги ждет завтрашнего дня: он уверен, что
принадлежит сам себе. Кто сказал "прожита жизнь", тот каждое утро
просыпается с прибылью.
(10) Но пора уже кончать письмо. Ты спросишь: "Неужели оно придет ко
мне без подарка?" Не бойся: что-нибудь оно да' принесет. Нет, как мог я так
сказать? Не что-нибудь, а много! Ведь что лучше изречения, которое я ему
вручаю для передачи тебе: "Жить в нужде плохо, но только нет нужды жить в
нужде". А почему нет нужды? Потому что к свободе повсюду открыты дороги,