"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

салиев3, или, говоря грубее, сукновалов4. Выбирай какое угодно упражнение,
привычка сделает его легким5. (5) Но что бы ты ни делал, скорее возвращайся
от тела к душе, упражняй ее днем и ночью, ведь труд, если он не чрезмерен,
питает ее. Таким упражнениям не помешают ни холод, ни зной, ни даже
старость. Из всех твоих благ заботься о том, которое, старея, становится
лучше. (6) Я вовсе не велю тебе все время сидеть над книгами и дощечками: и
душе нужно дать роздых, но так, чтобы она не расслабилась, а только
набралась сил. Прогулка в носилках дает встряску телу и не мешает занятиям:
можно читать, можно диктовать, можно беседовать и слушать других; впрочем, и
прогулка пешком позволяет делать то же самое.
(7) Не пренебрегай также напряжением голоса, а вот повышать его и
понижать по ступеням и ладам я тебе запрещаю. Впрочем, может быть, ты хочешь
выучиться, как тебе гулять; тогда допусти к себе тех, кого голод научил
невиданным прежде ухищрениям. Один сделает размеренной твою походку, другой
будет следить во время еды за твоими щеками, и наглость каждого зайдет
настолько далеко, насколько позволят твои терпеливость и доверчивость. Так
что же? Разве с крика, с сильнейшего напряжения голоса начинается речь? Нет,
для нас естественно разгорячаться постепенно, так что даже при ссоре сперва
говорят, а потом лишь начинают вопить, и никто сразу же не зовет в свидетели
квиритов. (8) Поэтому, как бы ни увлек тебя порыв души, произноси речь то с
большей, то с меньшей страстью, как голос и грудь сами тебе подскажут. Когда
ты хочешь приглушить и умерить голос, пусть он затихает постепенно, а не
падает резко; пусть он будет таким же сдержанным, как тот, кто им управляет,
и не бушует, как у грубых неучей. Ведь мы делаем все это не для того, чтобы
совершенствовался голос, а для того, чтобы совершенствовались слушатели.
(9) Я снял с твоих плеч немалый труд, а теперь вдобавок к этому моему
благодеянию награжу тебя греческим подарком6. Вот замечательное наставление:
"Жизнь глупца безрадостна и полна страха, потому что он все откладывает на
будущее". - Ты спросишь, кто это сказал. Да тот же, кто и прежние слова. А
какую, по-твоему, жизнь называют глупой? Как у Исиона и Бабы? Как бы не так!
Нашу собственную - жизнь тех, кого слепая алчность бросает вдогонку за
вещами вредными и наверняка неспособными ее насытить, тех, которые давно
были бы удовлетворены, если бы хоть что-то могло нас удовлетворить, тех, кто
не думает, как отрадно ничего не требовать, как великолепно не чувствовать
ни в чем недостатка и не зависеть от фортуны. (10) Не забывай же, Луцилий,
за сколькими вещами ты гонишься, а увидев, сколько людей тебя опередили,
подумай о том, сколько их отстало. Если хочешь быть благодарен богам и
собственной жизни, думай о том, что ты обогнал очень многих. Но что тебе до
других? Ты обогнал себя самого! (11) Установи же для себя предел, за который
ты не хотел бы перейти, даже если бы мог: пусть останутся за ним таящие
угрозу блага, притягательные для надеющихся и разочаровывающие достигших.
Была бы в них хоть какая-то прочность, они бы приносили порой
удовлетворение; а так они только распаляют жажду черпающих. Привлекательная
внешность вдруг меняется. Зачем мне требовать у фортуны то, что неведомый
жребий сулит мне в будущем, вместо того чтобы потребовать у себя не
стремиться больше к этому? К чему стремиться? Мне ли копить, забыв о
бренности человека? Над чем мне трудиться? Нынешний день - последний. Пусть
не последний, но и последний близко. Будь здоров.
Письмо XVI
Сенека приветствует Луцилия!