"Луций Анней Сенека. Письма" - читать интересную книгу автора

лечить других. Просто я как будто хвораю в одной комнате с тобою и беседую о
нашем общем недуге, советуя разные лекарства. Слушай же меня так, словно я
говорю с самим собой. Я впускаю тебя в мой тайник и, пользуясь твоим
присутствием, нападаю на самого себя. (2) Себе я кричу: "Сочти свои годы - и
постыдись желать того же, чего желал мальчишкой, и то же самое запасать.
Хоть одно сделай ради себя, пока не пришел смертный час: пусть твои пороки
умрут прежде тебя. Откажись от беспокойных наслаждений, за которые
приходится платить так дорого: ведь все они вредны - не только будущие, но и
минувшие. Как у злодеев, даже не пойманных с поличным, и после преступления
не проходит тревога, так после нечистых наслаждений раскаяние остается и
долго спустя. В них нет ни прочности, ни верности: даже те, что не вредят,
мимолетны. (3) Лучше поищи непреходящее благо! А такого нет, кроме тех благ,
которые душа обретает в самой себе. Одна лишь добродетель дает нам радость
долговечную и надежную: все, что мешает ей, подобно облаку, которое
проносится низко и не может одолеть дневной свет". (4) Когда же удастся
настигнуть эту радость? И раньше в этом деле не мешкали, но нужно еще
поспешить. Сделать остается так много, что непременно нужны твое усердие и
твои труды, если ты хочешь чего-нибудь добиться. На других это дело не
переложишь. (5) Чужая помощь возможна в другой, не в этой науке. Жил еще на
нашей памяти богач Кальвизий Сабин1. И по богатству своему, и по складу души
это был настоящий вольноотпущенник. Никогда не видел я человека столь
непристойного в своем блаженстве. Память у него была такая плохая, что он то
и дело забывал имена Улисса, либо Ахилла, либо Приама, которых мы знаем2 не
хуже, чем рабов, приставленных к нам с детства. Никакой старик-номенклатор,
который вместо того, чтобы вспоминать имена, выдумывает их, не приветствовал
граждан до того невпопад, как Сабин - троянцев и ахеян. А хотелось ему слыть
знатоком. (6) И вот какое средство он придумал: купив за большие деньги
рабов, одного он заставил заучить Гомера, второго - Гесиода, еще девятерых
распределил он по одному на каждого лирика3. Чему удивляться, если они
дорого обошлись ему? Ведь таких рабов не найти, их готовили для него на
заказ. Собрав у себя эту челядь, стал он донимать гостей за столом. В
изножье у него стояли слуги, у которых он спрашивал те стихи, что хотел
прочесть, - и все-таки запинался на полуслове. (7) Сателлий Квадрат,
прихлебатель богатых глупцов, который перед ними пресмыкался и (ведь без
того невозможно!) над ними насмехался, посоветовал ему поставить грамматиков
сборщиками упавших объедков. А когда Сабин сказал, что каждый раб обошелся
ему в сто тысяч. Квадрат отвечал: "Столько же книжных ларей ты мог бы купить
дешевле!" Но тот все же упорно считал, что знания каждого из его домочадцев
- это его знания. (8) Тот же Сателлий стал подзадоривать Сабина, человека
больного, изможденного и хилого, заняться борьбой. А когда тот ответил: "Как
же я смогу? Я и так еле жив!" - он сказал: "Во имя богов, не смей так
говорить. Разве ты не видишь, сколько у тебя здоровенных рабов?"
Совершенство духа нельзя ни взять взаймы, ни купить, а если бы оно и
продавалось, все равно, я думаю, не нашлось бы покупателя. Зато низость
покупается ежедневно. (9) Получи теперь то, что я должен, и прощай.
"Бедность, живущая по закону природы, - это богатство". Эпикур часто
повторял эту мысль, всегда по-новому. Но не беда сказать лишний раз, если
этому сколько ни учись, все мало. Одним довольно лекарство указать, другим
нужно его навязывать. Будь здоров.