"Анри де Сен-Симон. Полные и доподлинные воспоминания о веке Людовика XIV и Регентстве (Избранные главы, Книга 1)" - читать интересную книгу автора

Для осады крепости армия сменила лагерь. Каждой части было определено
место, но, когда пехотный полк его величества прибыл на свое, оказалось, что
оно занято небольшим неприятельским отрядом, который там укрепился,
вследствие чего завязалось дело местного значения, но довольно жаркое. Г-н
де Субиз, дежурный в тот день генерал-лейтенант, ринулся в бой и весьма в
нем отличился. Полк его величества снискал в том бою изрядную славу, понеся
малые потери, а неприятель вскорости был выбит. Король, питавший
привязанность к этому полку и особо отличавший его среди прочих войск как
свой собственный, был весьма доволен.
Палатки короля и двора были разбиты на великолепном лугу в пятистах
шагах от Марланьского монастыря.[25] отказались перевозить хлеб, и у них на
глазах погрузил мешок на свою лошадь. Марен, бригадный генерал кавалерии и
лейтенант личного конвоя короля, присутствовавший там и распоряжавшийся
отправкой зерна, тотчас же заметил это и, разъяренный оказанным ему
неповиновением, указал на меня, назвал по имени и крикнул, что уж коли я не
считаю такую службу ниже своего достоинства, то легкой и тяжелой кавалерии
не будет в бесчестье и унижение последовать моему примеру. Эта речь, равно
как и суровый вид Марена, произвели столь скорое воздействие, что
красномундирники без слова возражения в тот же миг принялись грузить мешки,
и с тех пор никаких, даже самых незначительных, недоразумений по этому
поводу больше не случалось. Марен, пронаблюдав за отбытием отряда с зерном,
тотчас же отправился доложить королю о происшедшем и действии моего примера.
За это я неоднократно удостаивался благосклонных бесед с королем, который до
самого конца осады всякий раз, видя меня, говорил мне несколько милостивых
слов, за что я был крайне обязан Марену, с которым до того лишь встречался в
свете.
На двадцать седьмой день осады, во вторник 1 марта 1692 года, принц
Барбансонский, комендант крепости, велел подать сигнал сдачи, весьма, надо
сказать, своевременно для осаждающих, которые исчерпали последние силы и
возможности по причине непрекращающейся непогоды, превратившей землю в
болото. Даже лошадей короля кормили листьями, а множество верховых и обозных
коней так никогда после этого и не оправились. Совершенно очевидно, что если
бы не присутствие короля, чья неусыпность была душой осады и который, даже
не требуя, вынуждал совершать невозможное - так беспредельно велико было
всеобщее желание угодить ему и отличиться в его глазах, - она никогда не
была бы доведена до конца; неизвестно, как все обернулось бы, продержись
крепость еще дней десять, а что это было возможно, двух мнений не
существовало. Душевное и телесное напряжение, испытанное королем во время
осады, вызвало у него мучительнейший приступ подагры, какого с ним еще не
бывало, однако и лежа в постели он заботился обо всем и в продолжение всей
осады созывал военные советы, как будто находился в Версале.
Генерал-лейтенант г-н д'Эльбеф и бригадный генерал герцог де
Бурбон-Конде находились в траншеях, когда прозвучал сигнал сдачи. Г-н
д'Эльбеф привел к королю заложников, и вскоре тот согласился на условия
почетной капитуляции. В день выхода гарнизона из крепости, а был он особенно
дождливый, король, сопровождаемый Монсеньером и Месье, на полпути к армии
герцога Люксембургского был встречен этим полководцем, которому и дал
указания, как завершить кампанию. Принц Оранский употребил все свое
искусство и коварство, чтобы выбить герцога с позиций во время осады,
которую принц горел желанием снять; однако он имел дело с человеком, который