"Анри де Сен-Симон. Полные и доподлинные воспоминания о веке Людовика XIV и Регентстве (Избранные главы, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

занятии; но предпочитала она крупную игру, играла четко, точно, не имея себе
равных; в одно мгновение она оценивала шансы каждого, с той же радостью и
увлечением в послеобеденные часы предавалась она серьезному чтению, вела
беседы о книгах, трудилась со своими "серьезными дамами"-так называли тех ее
придворных дам, которые были старше других по возрасту. Она ничего не
берегла, даже здоровья, и вплоть до самых мелочей помнила всегда обо всем,
что могло доставить ей приязнь короля и г-жи де Ментенон. С ними обоими она
обнаруживала немыслимую гибкость, не изменявшую ей ни на минуту. Эта
гибкость сочеталась в ней со сдержанностью, которую хранила дофина, хорошо
знавшая короля и г-жу де Ментенон по опыту и благодаря своим наблюдениям;
свой веселый нрав она проявляла лишь в умеренной степени и к месту. Она
приносила им в жертву все - удовольствия, забавы и, повторяю, здоровье. Этим
путем она добилась такой близости к ним, коей не удостоивался не только
никто из законных детей короля, но даже ни один незаконнорожденный. На людях
серьезная, благонравная, почтительная с королем, застенчивая и ласковая с
г-жой де Ментенон, которую называла всегда не иначе, как "тетя", изящно
смешивая степень родственной и дружеской близости, в семейном кругу она
болтала, прыгала, вилась вокруг них; то присаживалась к ним на подлокотник
кресла, то вспархивала на колени, бросалась им на шею, обнимала, целовала,
ласкала, тискала, дергала за подбородки, донимала их, рылась у них в столах,
в бумагах, в письмах, распечатывала эти письма, а подчас и читала их без
спросу, когда видела, что король и г-жа де Ментенон в добром расположении
духа и только посмеются над этим, и высказывалась о том, что было там
написано; от нее ничего не скрывали, она присутствовала при том, как
принимали курьеров с важнейшими известиями; к королю она входила когда
угодно, даже во время совета; самим министрам она подчас оказывалась
полезна, подчас опасна, но всегда готова была делать им одолжения, услуги,
выручать, угождать, если только не была сильно предубеждена против
кого-нибудь из них; так, она ненавидела Поншартрена, коего иногда при короле
называла "ваш кривой урод", и Шамийара, не любить коего были у нее более
существенные причины; она вела себя так свободно, что, слушая как-то
вечером, как король и г-жа де Ментенон с одобрением говорили об английском
дворе и о том, как вначале все ожидали, что королева Анна[2] будет
способствовать миру, дофина заявила: "Следует признать, тетя, что в Англии
королевы правят лучше королей, а знаете, тетя, почему? - и, все так же бегая
и прыгая, продолжала: - Потому что при королях правят женщины, а при
королевах мужчины". Поразительно, что, слыша это, король и г-жа де Ментенон
расхохотались и признали ее правоту. Я никогда не осмелился бы описать в
серьезных мемуарах следующий случай, когда бы он лучше, нежели любой другой,
не давал представления о том, с какой смелостью она говорила и делала при
них что угодно. Я уже описывал, как располагались обычно в покоях г-жи де
Ментенон она сама и король. Однажды вечером в Версале давали комедию; перед
тем принцесса вдоволь наболталась обо всем на свете; тут вошла Нанон, старая
горничная г-жи де Ментенон, о коей я уже несколько раз упоминал; увидев ее,
принцесса в пышном своем туалете и в драгоценностях подошла к камину и стала
к нему спиной, прислонясь к небольшому экрану между двух столиков. Нанон,
держа руку как бы в кармане, зашла ей за спину и опустилась на колени.
Король, сидевший к ним ближе всех, обратил на это внимание и спросил, что
они там делают. Принцесса рассмеялась и отвечала, что занимается тем же
делом, что и всегда в те дни, когда дают комедии. Король не унимался. "Ах,