"Анри де Сен-Симон. Полные и доподлинные воспоминания о веке Людовика XIV и Регентстве (Избранные главы, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

как вдруг заметила, что герцогиня Бурбонская и принцесса де Конти
переглядываются, обмениваются знаками и передергивают плечами с
презрительным и высокомерным видом. Когда король поднялся и по обыкновению
прошел в задний кабинет, чтобы покормить собак, собираясь затем вернуться и
пожелать принцессам доброй ночи, дофина одной рукой привлекла к себе г-жу де
Сен-Симон, другой г-жу де Леви и, кивая им на герцогиню Бурбонскую и
принцессу де Конти, стоявших в нескольких шагах, сказала: "Вы видели,
видели? Я не хуже их знаю, что городила вздор и вела себя как дурочка; да
ведь ему нужно, чтобы был шум: это его развлекает, - и, опираясь на их руки,
тут же принялась прыгать и распевать: - А мне смешно на них смотреть! А я
над ними потешаюсь! А я буду их королевой! А мне они не нужны, и теперь не
нужны, и никогда не понадобятся! А им придется со мною считаться! А я буду
их королевой!" - и прыгала, и скакала, и веселилась при этом от души. Дамы
потихоньку стали ее унимать, говоря, что принцессам все слышно и что все на
нее смотрят; сказали даже, что она с ума сошла, благо от них она сносила
любые замечания. Тогда дофина запрыгала еще выше и замурлыкала еще громче:
"А мне на них смешно смотреть! А они мне не нужны! А я буду их королевой!" -
и не замолчала, покуда не вернулся король.
Увы! Бедная дофина думала, что будет королевой, да и кто этого не
думал? К нашему несчастью, Богу было угодно, чтобы вышло иначе. Принцесса
была так далека от подобных мыслей, что в день сретенья Господня у себя в
спальне, где, кроме г-жи де Сен-Симон, почти никого с нею не было, потому
что почти все дамы ушли в часовню и только г-жа де Сен-Симон осталась, чтобы
сопровождать ее к проповеди, поскольку у герцогини дю Люд приключилась
подагра, а графини де Майи не было, а эти дамы обычно тоже сопровождали
принцессу, дофина завела речь о том, как много придворных дам, коих она
знавала, ушли из жизни; потом заговорила о том, что она будет делать, когда
состарится: как станет жить, как из сверстниц не останется никого, кроме
г-жи де Сен-Симон и г-жи де Лозен, и как они будут втроем вспоминать о том,
что видели, что делали когда-то; и эти рассуждения продолжались, пока не
настало время идти слушать проповедь.
Она искренне любила герцога Беррийского и поначалу привязалась к
герцогине Беррийской, желая превратить ее в подобие собственной дочери. Она
глубоко почитала Мадам и нежно любила Месье, который отвечал ей такою же
любовью и устраивал для нее увеселения и удовольствия, какие только мог; и
все это перенесла она на герцога Орлеанского, в коем принимала неподдельное
участие независимо от завязавшихся у нее позже отношений с герцогиней
Орлеанской. Благодаря ей они получали сведения о короле и г-же де Ментенон и
пользовались ее посредничеством в сношениях с ними. Дофина сохранила
глубокую и пылкую привязанность к герцогу и герцогине Савойским, а также к
родным краям, иногда даже вопреки своему желанию. Ее выдержка и благоразумие
проявились во время разрыва и после него.[3] Король был так внимателен, что
избегал при ней любых разговоров, которые могли бы коснуться Савойи, а
принцесса выказала во всем блеске искусство красноречивого молчания, но по
редким замечаниям, вырывавшимся у нее, было видно, что она француженка
душой, хотя в то же время она давала понять, что не может изгнать из сердца
отца и родной край. Мы видели, какая дружба, какое участие и какие
непрерывные сношения связывали ее с королевой, ее сестрой.[4] Во всех своих
великих, причудливых и таких чарующих проявлениях она сочетала в себе
принцессу и женщину: не то чтобы она могла выдать чужую тайну - здесь она