"Александр Серафимович. На позиции (про войну)" - читать интересную книгу автора

накопишь, вот бы послал домой, знаешь - нужда там, а без почты как
пошлешь? Ну, носишь, носишь с собой. Иные просто говорят, невмоготу
делается, не могут с собой постоянно деньги носить, свербит у них - ну, и
начнут в карты, все и продуют, азарт идет. За самогонкой начинают
охотиться. А будь почта, отослал бы, и хорошо. Наконец, тоскуют без писем,
ведь тоже люди: у кого жена, у кого невеста, сестра, мать, брат, отец - не
звери. Ни они об нас ничего не знают, ни мы об них ничего не знаем.
Красноармейцы говорят: "Убавьте у нас половину хлеба, совсем не давайте
мяса, только дайте полевую почту да табак". Знаете, тут такое огромное
душевное напряжение, так все натянуто внутри, что покурить - единственное
средство хоть немножко ослабить эту напряженность, хоть немного отвлечься.
Я достаю захваченные два последних номера журнала "Творчество". Как
же все кинулись! С какой ласковой нежностью стали рассматривать рисунки,
заглавия статей.
Комнатушка набилась полным-полна красноармейцами, которые
немилосердно жали друг друга, вытягивая шеи. Штаб вытеснили в соседнюю
комнату.
Я прочел из журнала стихотворение:

Не верь тишине, второй роты дозор,
Здесь все начеку: пуля, ухо и взор.

Все были в восторге. Вся комнатка наполнилась гомоном:
- Это про нас.
- Ловко!
- Здорово!
- "Все начеку: пуля, ухо, глаза..."
- Чего ж нам не присылают журналов?
- Забытый мы народ...
Сюда совершенно не шлют журналов: нет ни "Пламени", ни петроградских,
ни провинциальных.
Кто-то не позаботился об этом.
Журнал пошел по рукам. Мы снова садимся за самовар.
И опять смех, шутки, остроты.
Поет поминутно телефон. Юзжит щенок. Тесно, накурено и сквозь
махорочный дым по-погребальному тускло светят по три желтые церковные
свечи.
Кажется, будто легко, весело и беззаботно в этой низенькой,
тесненькой комнатке, и то и дело вырывается молодой смех, и не заметно
особой важности и тяжести работы. А на самом деле здесь сосредоточена
жизнь целого боевого участка, и малейшая ошибка, промедление или промах
грозят всей армии.
И у этой внешне беззаботной и смеющейся молодежи постоянно напряженно
в душе, как натянутая тетива. Тут нет восьмичасового и шестнадцатичасового
рабочего дня. Тут все двадцать четыре часа наполняют душу непрерывным
напряжением, все двадцать четыре часа работа.
Ложатся спать одетыми, с револьверами в головах. И поминутно поющие
день и ночь телефоны подымают то одного, то другого.
- Одиночный пушечный выстрел? Хорошо. С которой стороны? Хорошо.
Сейчас пошлем разъезд.