"Андрей Серба. Ради победы грядущей (Повесть, Искатель 1985 № 4) " - читать интересную книгу автора

турецкой сабли выдавал его принадлежность к казачьей старшине. Это был
сотник Зловивитер, старый соратник Голоты.
- А твоих хлопцев, сотник, знаю сам не первый год: каждый из них
десятка других стоит. И поэтому, друже, ты не станешь ждать выступления
царских войск, а сегодня же вечером поскачешь навстречу Левенгаупту и будешь
виться вокруг него, не спуская глаз. И еще одно дело будет к тебе. Помнишь
ли сотника Ивана Недолю, своего бывшего друга-товарища?
На лбу Зловивитра появились две глубокие морщины, он отвел взгляд в
сторону.
- Помню, батько. Да только разошлись наши с ним пути-дороги.
- Знаю это, друже. Молвлю даже то, чего ты еще не ведаешь. Три дня
назад прибыл есаул Иван Недоля к Левенгаупту и стал служить шведам. Мазепа
отписал царю, что Недоля изменил-де России потому, что втайне был
сподвижником покойных Кочубея и Искры. Но не верю я этому. Хитрит гетман...
Мыслю, что его волю исполняет мой бывший сотник. И поэтому написал я Недоле
грамоту, в которой зову его снова честно, как прежде, служить отчизне. А ты,
друже, найдешь человека, который смог бы доставить это послание Недоле.
- Сыскать человека немудрено, - угрюмо произнес сотник, - будет ли от
грамоты прок?
- Время покажет...
Легко разрезая голубоватую воду острыми носами, по речной глади
скользили три стремительные запорожские чайки. [Чайка - большая морская
лодка. На них запорожцы бороздили Черное море. Лодка могла поднимать от 50
до 80 человек с необходимыми припасами. Часто была вооружена 2-3 легкими
пушками] Дюжие гребцы, сбросив кунтуши и оставшись в одних рубахах, гребли
умело, и суденышки неслись вверх по Днепру словно на крыльях. На корме
передней чайки на персидском ковре полулежали двое: запорожский сотник
Дмитро Недоля и донской атаман Сидоров.
Сотнику было не больше двадцати пяти лет. На его круглом лице озорным
блеском сверкали глаза, с губ не сходила веселая улыбка, он то и дело
подкручивал кончики длинных рыжеватых усов. Донскому атаману уже исполнилось
сорок; всю нижнюю часть его лица скрывала густая светлая борода, а на лбу
залегло несколько глубоких морщин, придающих лицу выражение замкнутости и
отчужденности.
Сотник всего полмесяца назад вернулся на Сечь из набега на побережье
турецкой Анатолии. Целую неделю гулял со своими другами-побратимами по
шинкам и корчмам, после чего в казачью душу будто вселился бес, погнавший
его в это рискованное путешествие по Днепру. Заодно с ним поплыл с
полусотней своих донцов и атаман Сидоров, нашедший приют на Запорожье после
гибели вожака восставшей донской голытьбы Кондратия Булавина.
Устроившись на ковре, запорожец и донец проводили целые дни в
неторопливой беседе.
- Эх, атаман, кабы видел ты ее! Краса, а не дивчина! А статью как
ляшская королевна, - зажмуриваясь от удовольствия, говорил сотник. - Так что
я задумал твердо: свадьба, и кончено.
- А не сдается, казаче, что одного твоего желания маловато? -
усмехнулся в бороду Сидоров. - Сам поведал, что зазноба - полковничья дочка.
А такие обычно с норовом и гонором. Им ничего не стоит нашему брату и
гарбуза [Вынесенный жениху гарбуз (тыква) свидетельствовал об отказе]
выставить.