"Юрий Сергеев. Осенний маршрут (Повесть) " - читать интересную книгу автора

мясо и вернулся под ель. Козьмин выпроводил Пургу, застегнул за палочки вход
и потушил свечу.
- Зацем сопаку портишь? - буркнул Николай из спальника. - Пусть
мышкуют!
- Где им мышковать? Такая темень и снег.
- Сопака должна хозяина кормить, а не он её, - опять недовольно
отозвался эвенк, - сопсем спортишь, ленивая пудет, зацем ей зверей гонять,
хозяин мясом кормит.
Притихли... Пахла сыростью сохнувшая одежда. Было слышно, как
поскуливает во сне Пурга за палаткой, трещат отсыревшие дрова в мятой
походной печке, огонь в ней поёт колыбельную. От песни этой веет покоем,
клеит она веки, баюкает волшебной силой тепла. Усталое тело продирает озноб
в отсыревшем спальнике.
Хочется, как в детстве, сжаться в комочек, засунув холодные ладошки меж
коленей, уснуть, забыться от необходимости караулить печку и подбрасывать
дрова. Забыть про холод, сухомятку и голод, забыть про то, что всё это
завтра повторится или будет ещё труднее.
Иной раз, в моменты отчаяния, приходила к Виктору, вернее, приползала,
ласкаясь и юля, красивая и цветистая мечта: бросить всё и уехать домой, на
родину. Воображение рисовало тёплые моря, забытую людскую толкотню.
Поддаваясь ей и как бы смотря на себя со стороны, бродил по той
сказочной земле, искал потерянных давно знакомых, друзей, чего-то ещё
припоминалось. Но всё это безвозвратно кануло в прошлое, и, когда думал об
этом, становилось страшно и пусто.
Долгие северные отпуска настолько приедаются и набивают оскомину
благами и сервисом, что обычно во второй их половине срываешься назад, в
тайгу где по-настоящему отдыхаешь на охоте и рыбалке.
Забравшись куда-нибудь к чёрту на кулички в срубленную неизвестными
бродягами избушку, содрогаясь, вспоминаешь водопады людей на улицах городов,
давку в пыльных автобусах.
Но, проходит года два, хандра возвращается, тянет посмотреть свет,
хлебнуть пивка, нырнуть в горячую коловерть моря и солнца.
Проснувшись утром, Козьмин выполз наружу. Отвернул болотные сапоги и
побрёл по снегу к притихшему и забитому шугай ручью. Набрал чайник воды,
вернулся и раздул печку. Палатка провисла от тяжести мокрого снега, верёвки
натянулись до звона.
Собаки рано утром куда-то ушли, перемесив снег у входа, Снег перестал
идти, ветер угнал тучи. Солнце ослепительно горело в белом зеркале первой
пороши, резало искрами глаза.
Свежо и просторно ступала зима по тайге. В белую фату оделись стройные
ели, морозец подсушил воздух. Пролетел запоздалый табун гусей.
- "Кга-а-а... Га-а-а..."
Прощались птицы, торопливо махая крыльями. Виктора кольнула тоска и
неведомая тревога. Долго стаял и смотрел вслед растаявшим за сопками
вестникам зимы.
Над елями неуклюже барахтались в небе два чёрных ворона, перекликались
осипшими голосами, то падали в распадок, то взмывали вверх, словно трепал
ветер и кружил чёрные лохмотья сгоревшей осени...

3