"Юрий Сергеев. Петля страха (Повесть) " - читать интересную книгу автора

шибко не заработаешь, а за них хорошие деньги дадут.
Настороженность его при моём вопросе ещё больше утвердила в подозрении.
- Слушай, друг, врёшь ведь... Я пять лет бурил в зоне, и у меня были в
подчинении и не такие орлы. Вашего брата насквозь вижу, да и наколки у тебя
школы высшей. И на пальцах "Паша" выколото, а брешешь, что Вовкой звать.
- Ты Пашку мою не трожь Любовь-зазноба у меня была, Пашкой звали, для
памяти и наколол. По дурости.
- Ну, ничего, всякое бывает, давай спать...
Распили фляжку до конца, и он уснул. Я захмелел от усталости и выпивки
на голодный за весь день желудок, но всё же, разрядил оружие, спрятал код
нары охотничий нож и выбросил в снег топор. Впустил в зимовье Махно.
Лёг рядом с ним у печки поверх спальника. Смутное чувство опасности не
давало спать, понял, что не простой судьбой заброшен этот липовый соболятник
на мои нары, и все почему-то крутилось в голове про наколки.
Где и что я про них недавно читал? Так и не вспомнил, но твёрдо решил,
что гостя, любой ценой, нужно задержать до вертолёта. Трое суток гость
только ел и спал. Попарился в баньке, подстриг бороду.
Решив усыпить его бдительность, я уже ни о чём не расспрашивал, корил
себя за пьяную откровенность при встрече.
Дружески хлопал по плечу, старался вкуснее накормить, но понял, что
пришелец не верит, раскусил, что я задумал, алая усмешка нет-нет да и
дёргала его тонкие губы.
Умаявшись от трёх бессонных ночей сморился на новых нарах, крепко и
беспробудно. Снилось Донское, степное что-то... Поля, жаворонки, охота и
рыбалка. Нестерпимо жжёт солнце, и дым мешает дышать... Задыхаюсь...
Открыл глаза. Перед лицом плясал огонь. Кашляя, упал на пол и рванулся
к двери. Но она, чем-то подпёртая снаружи, даже не шевельнулась. Бился о
влахи, теряя сознание. Одежда загорелась, трещали волосы.
Схватил круглую чурку, служившую стулом, и ударил, как тараном. Дверь
медленно подалась. Собрав последние силы, задыхаясь, ударил ещё раз и
вывалился на снег.
Рядом с дверью подплыл кровью и оскалил зубы мёртвый Махно. Удар ножа
был точен, профессионален. В его остановившемся зрачке плясало пламя...
Ночь, высветленная пожаром, посерела.
Смутно подступило утро. Сквозь голубые вершины елей падало на меня
вминало в снег белое небо зимы. Красный оскал смерти и чёрная грязь ночи
залепила глаза.
Пришли сразу три друга небытия, которые с детства в моем сознании
путались, так близко стояли по своему значению.
И тут я вспомнил, что читал радиограмму на исходе прошлого лета и даже
фамилию гостя припомнил, хорошая фамилия - Постолов... И окончательно
потерял сознание от ожогов и дыма.
По серой вечерней дороге бредёт человек. Одет в дорогую, с размётанными
полами дубленку. Из-под неё выглядывает светлый модный костюм, галстук,
новые жёлтые ботинки крошат ледок в лужах, скрипят не размятой кожей.
Часто останавливается, прикладывается к горлышку коньячной бутылки,
бегает по худой шее острый кадык. Человек устал, скуластое лицо поросло
щетиной, руки болтаются, как пришитые к сутулой и невысокой фигуре.
Бормочет что-то сиплым голосом, квохчет куриным смехом и допивает
остатки коньяка.