"Иннокентий Сергеев. Река Стикс (цикл: Дворец Малинового Солнца)" - читать интересную книгу автора

награждали меня пинками и злобной бранью.
Притащив меня на место казни, они привязали меня к столбу и зарыли в
песок в точности так же, как они поступили раньше.
Я гордо молчал.
Они же, исполнив своё чёрное дело, ушли, сказав мне напоследок с
насмешкой: "Предоставляем вас, милейший, заботам вашего рыбьего короля.
Зовите его, взывайте к нему, уповайте на него, быть может, он явится и
вызволит вас, в противном же случае пеняйте на себя. Ауфвидерзеен!"
Сказав так, они удалились.
Я продолжал молчать.
К концу ночи я потерял сознание.
Утром меня освободили.
Меня откопали, отвязали от столба и привели в чувство. Я принялся горячо
благодарить своих спасителей, а в душе моей всё ещё было опасение, не для
того ли они спасли меня от одной казни, чтобы предать другой, ещё более
страшной. Но оказалось, что опасения мои были напрасны.
Эти люди были мирные рыбаки.
Они услышали мои стенания, раздававшиеся, по их словам, так жалобно и
пронзительно, что, намучившись в тщетных попытках уснуть, они пришли к
заключению, что ничего не остаётся другого, как пойти и вызволить меня,
что они и сделали. Однако искать меня им пришлось довольно долго, отчасти
потому, что стоны мои внезапно смолкли,- они же уже не решились вернуться
с полдороги, опасаясь, что я вновь начну кричать, и их будут мучить
угрызения совести, усугублённые невозможностью уснуть,- отчасти же потому,
что путь им пришлось проделать весьма неблизкий.
Так я узнал, что провёл без сознания целый день и одну ночь.
Мне показалось странным, что стенания мои доносились так далеко, и я
поделился с этими людьми своим недоумением. Они были удивлены не меньше
моего, но так и не смогли придумать никакого объяснения этому в высшей
степени поразительному феномену.
Однако же, право, нет ничего удивительного в том, что жалобы мои достигли
столь отдалённых мест, когда они летели Дорогой Слёз или даже Дорогой
Тоски, ведь расстояние различается, в зависимости от того, по какой дороге
его отмерять.
Я рассказал этим добрым людям о том, что со мной случилось, и как я попал
в плен.
"Они называют это "казнью у позорного столба"",- пожаловался я.
"И многих они казнили подобным образом?"- спросили эти люди.
Я сказал, что многих.
Они стали возмущаться, и одни из них негодовали по поводу бесчеловечности
такой казни и называли её изуверством, другие же делали акцент на том
факте, что подобная казнь есть, в сущности, дело противозаконное, а потому
есть ничто иное как варварство.
"Суд, который правят эти подонки",- говорили они,- "юридически
неправомочен, и то, что они творят - это преступление в глазах правосудия".
И они стали обсуждать это дело, разбирая его с юридической точки зрения и
с позиции абстрактного гуманизма, и сперва соглашались друг с другом, но
вскоре, разойдясь во мнении по какому-то вопросу, раскололись на две
партии и затеяли ожесточённый спор, сопровождавшийся нешуточной словесной
перепалкой, которая едва не привела к драке.