"Иннокентий Сергеев. Вегетативный невроз" - читать интересную книгу автора

для себя это путём забастовки, откуда мне знать. Расстояние между нами не
увеличивалось и не сокращалось, и я всё думал, какими же будут первые
слова, сказанные мной, и что она мне ответит. И что же это было в её
взгляде или, быть может, в том, как она смеялась, перебрасываясь
фразой-другой со своими подругами, занятыми обслуживанием клиентов. Она
предназначалась для нас, это было ясно хотя бы по той сумме, которую с нас
содрали, но прошла мимо, и теперь я уже подозревал, что она просто увидела
две пары мужских ног под дверкой внизу, и решила, что клиент в последний
момент изменил заказ, и её участие уже не требуется. Но в таком случае
нужно догнать её и объяснить, что произошло недоразумение, просто мой друг
заплатил за нас двоих и по своему обыкновению стал выпрашивать скидку, от
чего женщина, принимавшая деньги и записывавшая анкетные данные в толстую
тетрадь, мягко говоря, не пришла в восторг и не слишком вежливым тоном
предложила нам занять одну кабинку на двоих, на что мой друг,
сконфузившись и стараясь не смотреть на меня, согласился. Вот так всё и
произошло, это недоразумение, и пусть она, пожалуйста, вернётся, я умоляю
её, ведь там остался мой друг, он богат, хотя и чуточку скуп, но ведь это
не такой уж большой недостаток, правда?
Мы прошли мимо киоска, он ещё работал, и если бы я купил сейчас пирожных,
у меня был бы повод подойти к ней - мол, пожадничал, купил этакую прорву
пирожных, а съесть один не могу, не поможете? Но вдруг я потеряю её из
вида, и она уйдёт, а я останусь стоять под палящим солнцем с кучей
пирожных, нелепый и растерянный, каким, наверное, выглядит сейчас мой
друг, один в кабинке, посматривая в нетерпении в щель, и не может уйти,
ведь он никогда не падёт так низко, чтобы потребовать деньги обратно, а
уйти просто так, когда деньги уже уплачены, нет, этого он решительно не
может себе позволить, но у него есть хотя бы одно преимущество, которого
буду лишён я - его никто не видит, разве только его босые ноги внизу под
дверкой, а я буду стоять с этими пирожными посреди улицы и высматривать её
в толпе, которая сливается вокруг меня в сплошной фон. Вот она, я её вижу,
и нужно же, наконец, приблизиться и всё объяснить, если я смогу что-либо
объяснить, если она вообще работает там, если это не приснилось мне, и я
не выдумал эти кабинки и холодный кафель, и голых мужчин за выкрашенными
белой краской дверками, и богатого друга, который стоит сейчас голый,
переминаясь с ноги на ногу, между дверкой и унитазом, и её подруг, занятых
с клиентами, и её лицо... Я должен догнать её, только так я узнаю правду.
Почему-то я был уверен, что мне достаточно будет увидеть её, и даже, может
быть, не говорить ничего, только увидеть её лицо. Может быть, я всё
придумал. Я боюсь потерять её из вида и боюсь догнать её, и без конца
прокручиваю фразу, фразы, слова, которые скажу ей, никогда не скажу, она
всё ближе, она обернётся, она сейчас обернётся. Она обернулась. Я замер.
Она сказала: "Вот увидишь, каким смешным всё это покажется тебе, когда
пройдёт время".

Вегетативный невроз

Растения загораживают свет, дарят обманчивую прохладу тени, ищут влагу,
крадут влагу. Деревянные куклы театра шарманщика, наряды их красок
бледнеют каждый день, день ото дня.
Но что-то не изменяется, например, соловьи Китса.