"Ирина Сергиевская. Письма Кесарю (Сборник "Феми-фан")" - читать интересную книгу автора

ходит. Правда, не красавица, скорее наоборот: шея у нее кривая. Бригадир
асфальтоукладчиц был, как это водится, пьяный - метил лопатой в бочку, а
попал в человека. У них вся бригада таким образом покалечена: у кого глаз
выбит, у кого зуб; у мадам Суслопаровой - лучшей подруги жены - вообще уха
нет. Считайте, Афанасьевна легко отделалась. Я за внешней красотой,
повторяю, не гнался никогда и доволен был тем, что неприхотлив.
Да, Кесарь, Вам пишет счастливейший в прошлом человек. Все у меня было:
спокойная работа, уважение коллег, хорошая репутация, свой круг
заказчиков, среди которых попадались люди известные. Эх, что там говорить
- у меня своя отдельная квартира в центре города была, вот как!
Шутка ли, десять квадратных метров в самом Питере, на Большой
Подьяческой! Из нашего окна, если по пояс высунуться и шею вытянуть, видна
старая пожарная каланча, что на Садовой улице. Мимо этой каланчи я каждый
вечер шел домой. Сейчас не могу без слез вспомнить, что не крался, как вор
и убийца, а именно шел, шествовал...
Ну, вот, сбился - забежал вперед, нарушил последовательность событий.
Будьте же снисходительны, Кесарь, к моей сбивчивости. Что взять с человека
больного, лишенного крова и регулярной горячей пищи - со всеми травимого
несчастного человека!
Вернусь к рассказу.
Ну, жили мы, значит, на наши скромные честные заработки и, когда
случалась острая необходимость в деньгах, подряжались обои знакомым клеить
или малярничать. Я, бывало, красил валиком стены, а Зинаида пятна с пола
подтирала. У меня правило: чтобы ни единого пятнышка на полу! Я в работе
педант, грязи не терплю. Руки мои с самого рождения были ловкие,
аккуратные, умелые.
Любая работа у них спорилась: и строгали, и паяли, и выпиливали, и
полировали, и резьбу делали. Я из нашей комнатки игрушку сделал - одно
загляденье... По четырем углам шкафчики с "секретом": выдвинешь ящик -
музыка играет: "Вечерний звон, вечерний звон..." Скамеечка для ног в виде
индийского слоника с красной бархатной попонкой. Хлеборезка - изящная
такая гильотинка, тоже с музыкой: отрежешь от батона кусок и... "Вечерний
звон-н..." Соседи и знакомые к нам отдохнуть душой ходили, как в музей.
Цены моим рукам не было!
Эх, руки, руки...
В злосчастный понедельник 13 июня появился вестник грядущих страшных
событий - городской сумасшедший, старик Иоанн Храпов. Он вошел в
мастерскую во время обеденного перерыва, когда я был один, - вошел
незаметно. Мутная тень упала на мой стол. Запахло козлом.
Я начал искать в карманах мелочь: Иоанн Храпов был самым назойливым из
всех питерских нищих. На беду мелочи не оказалось, только пятирублевая
бумажка. Мое замешательство позволило Храпову пуститься в откровения:
- Приидет агнец небесный! - мрачно объявил он, тряся желтой бородой.
Я торопливо полез в ящик - там вроде завалялась копейка.
- Говорю, небесный агнец приидет! - раздраженно проблеял безумец и
смахнул со стола книжку рассказов Чехова.
- Не хулиганьте, - рассердился я. - Сюда вообще посторонним вход
воспрещен.
- Дай, сколько можешь! - злобно потребовал старец.
- Нету у меня.