"Ирина Сергиевская. Письма Кесарю (Сборник "Феми-фан")" - читать интересную книгу автора

замыслили убийство! Зинаида Афанасьевна была обречена! Несчастная моя
жена...
- Зина, спасайся! Убью! - завопил я.
Она вздрогнула, проснулась, быстро села. Рука-убийца замешкалась - удар
пришелся по валику дивана. Я отскочил в сторону, и, удерживая последним
усилием воли рвущиеся к жене обезумевшие руки, крикнул:
- Я болен, Зина! Уйди от греха подальше!
Моя правая тут же метнула в беднягу хлеборезкой. Зинаида поняла,
наконец, какая ей грозит опасность, и с мышиным писком шмыгнула в туалет.
- Все дихлофосы твои! - всхлипнул я.
Хотя причем здесь были дихлофосы, Кесарь! Вовсе не в них дело!
Дальше случился погром. Взбунтовавшиеся руки били, ломали, рвали все
вокруг. К утру от уюта осталось жалкое воспоминание в виде мраморной совы.
Она стояла на шкафу - ее было не достать, как ни старалась подлая правая,
вооружившись для этого шваброй. Взбешенные тщетными попытками разбить
сову, руки облили клеем диван и вспороли ножом обивку. Диван был новый,
купленный за тройную цену у спекулянта. Я ахнул, не выдержав:
- Что ж вы делаете, сволочи!
Лучше бы мне молчать...
Руки повисли над испоганенным диваном. В правой дрожал страшный нож,
левая медленно трогала острие указательным пальцем. Я обмер, ожидая самого
худшего. Но этого не случилось.
Бросив нож, руки... принялись пересчитывать мне ребра. Мне, своему
хозяину! Я увещевал, заклинал, молил о пощаде - напрасно. В жизни своей не
испытывал я подобных мук: правая ритмично и весело била кулаком, левая
щипала и выкручивала кожу.
Я боялся, что они оторвут мне голову - к тому все шло. Но вовремя
сообразил упасть на колени и заплакать:
- Миленькие мои! Кормилицы-ы! Христа ради, не убивайте! Ведь тогда и
вам конец!..
Так, Кесарь, завершился первый приступ загадочной болезни вследствие
которой я сделался изгоем руководимого Вами общества.
Правда, это не сразу произошло. Была у меня надежда, что вернется
здоровье, а с ним и спокойная привычная жизнь - да где человеку тягаться с
судьбой! Вы послушайте, что потом случилось, после той ночи.
Утром я, обманутый спокойствием рук, пошел на работу. Только сел за
стол, они встрепенулись. Уж я их шепотом уговаривал по-всякому, просил не
позорить меня, не губить как работника - все бесполезно! Они книжку Чехова
под стол утащили, пристроили на коленях и совершили акт вандализма:
портрет писателя (этот, знаменитый - в пенсне) химическим карандашом
разукрасили. Правая рисовала ослиные уши, а левая мне силой рот открывала
- для смачивания грифеля слюной. Я сопротивлялся, как мог - искусал
карандаш, тяпнул руку за палец, но портрет спасти не удалось. Тогда я
закричал:
- Помогите!
Прибежавшие из другой комнаты переплетчики застали отвратительную
сцену: я катался по полу, борясь с собственными руками, рычал и плевался
зеленой слюной. Меня связали, отнесли в кабинет начальника, уложили на
кушетку и вызвали "Скорую".
Изнуренный, я затих. Мозг плескался в черепной коробке, как раскисшая