"Игра" - читать интересную книгу автора (Московская Марфа)

Часть 3. Расплата

Один Мрачное озеро Кукуа, обильно заросшее по берегам тростником, вытянулось почти на четыре километра с северо-запада на юго-восток. Мой дом стоит от воды на расстоянии крика; летом по утрам хорошо был слышен плеск волн – озеро всегда неспокойно, бдительно несет свою вахту, накатывая тяжелой ртутью на прибрежные мхи и баюкая в чреве сонмища рыб.

Дом – это сильно сказано. Обычная лесная избушка, с банькой и сортиром на отшибе, частоколом из тощих еловых стволов и печкой. Раньше здесь жил егерь, но потом взрослые сыновья забрали его доживать свой век в город, а на замену никого не нашли. Единственная деревенька Кургиево на соседнем одноименном озерце уже давно была нежилой – молодежь разъехалась, а старики померли. До нормальной грунтовой трассы – восемь километров зимника, который когда-то был проложен лесозаготовщиками, и поэтому реальная связь с миром затруднительна и требует хороших морозов. Ближайший убогий поселок, где можно отовариться – это еще пятнадцать километров по долбанной дороге, а до города Кеми – аж все шестьдесят пять; в общем, настоящее Богом забытое место. Кругом – сплошные озера, озерищи и озерца, речушки – бурные и не очень – бесконечные болота между сельговыми грядами, утыканными суровыми елками. Земли нет – вместо нее щедрой рукой катаклизма насыпаны камни, начиная размером с кулак и кончая – с автобус, поросшие мхом и лишайниками. Избушка егеря долго пустовала, быстро ветшая, как всякое заброшенное жилище, пока в ней не поселилась я. Это произошло несколько месяцев назад, после одного неприятного инцидента на работе и почти через три года после печальных событий в Египте…

Я страдала. Лес пугал меня. Я дико скучала по работе, друзьям, праздникам. Скучала по рулю и магазинной толчее, по ярким вечерним улицам и телефонным звонкам. Скучала по компу и вообще по электричеству. Меня убивало, что по нужде надо было нестись на мороз, а мясо, которое я раньше заказывала в кабаках – добывать самой. Конечно, понемногу я привыкала, но чувство внутреннего протеста не давало мне обрести гармонию.

За неимением людей пришлось заводить иные знакомства. Утром ко мне заглянула старая волчица, почти без зубов – я накормила ее супом из куропатки, подстреленной на соседнем озере.

Иногда в гости заглядывала трехпалая рысь – весной по дурости она попала в капкан, но сумела вырваться, и часть задней лапы отсохла, сильно затрудняя ей охоту, особенно сейчас, по снегу. Если бы не я, она бы уже подохла с голоду. Волчица и рысь недолюбливали друг друга, как истинные кошка и собака, но, будучи равными противниками и к тому же инвалидами, только скалились, гремя каждый своей миской и косясь, не положили ли соседке больше. Я знаю, как звери ревнивы, – и поэтому стараюсь никого не выделять без нужды.

Волчица жестоко страдала чем-то вроде цинги – у нее шатались и выпадали зубы. Она маялась болью, терлась мордой о еловые стволы, отчего вечно по уши была в смоле. Я помогала ей, как могла, варила супы и толкушки. Однажды она пришла, вся зареванная – очень болел клык, волчица почти не могла есть из-за него. Пришлось вооружиться пассатижами и после долгих уговоров выдрать треклятый корень зла… Освобожденное от страданий животное долго лизало мне лицо, и я радовалась только одному – что это не рысь, у которой язык напоминал рашпиль.

Клык я вымыла, высушила, просверлила в нем дырку и повесила на шею. С тех пор я никогда не снимала его – отчего, не знаю.

Убраться в эту глушь мне помогли друзья. Официально я живу здесь, как научный сотрудникохотовед, собирающий материал для диссертации о волках. И только я знаю правду, погнавшую меня сюда, в тайгу, подальше от людских глаз.

Надо отдать должное потоку времени, прожитому вдали от людей – я одичала, и через несколько месяцев прошлое стало казаться зыбким и ненастоящим, в отличии от леса и камней, окружающих меня. Здешнего адреса никто не знал, кроме близкой подруги, живущей сейчас в моей квартире, и еще пары человек, которым я доверяла. Однако я просила их пока не писать мне, чтобы побыть в покое и одиночестве. Мне необходимо было привыкнуть жить одной.

Но одиночество тихо пожирало меня. Я уже не была в полном смысле человеком. Я балансировала на тонкой грани между разумом и инстинктами, между двумя разными мирами.

Конечно, у меня оставались еще друзья, но скоро – я чувствовала – эта связь порвется. Приступы нечеловечности в конце концов отворотят от меня всех, кто был мне дорог и близок, и кому я была дорога… Это расплата за игрушки.

Длинная карельская зима уже началась, озеро окаменело, снег завалил глубокие овраги, воздух стал звонким и звуки разносятся далеко по тайге… Почтенный снегирь, который не откочевал со своими в более южные широты по причине полной нелетности, уже полчаса, как предупредил меня о приближающемся объекте. Я спешно прибрала светелку, проверила чугунок со щукой – она уже почти дошла, и успела слазить в погреб за деликатесами.

Вскоре послышался шум мотора. Кот вспрыгнул на стол и выглянул в окно: "Ур-р-ря-я!

Продукты привезли!" – заорал он и помчался к двери, как полосатая бомба. Накинув старый тулуп, я вышла встречать долгожданного Михеича. Во дворе, пофыркивая, стоял военный бортовой грузовик.

Михеич должен был привезти мне хлеб, крупы, консервы, керосин, патроны и кое-какую прессу за последние три месяца. Я радушно пригласила его в дом, где с утра было неистово натоплено. Хороший праздник – гость! В Москве от татар некуда было деваться; чем больше я зарабатывала, тем больше у меня почему-то появлялось гостей. Здесь меры жизни были несколько другими, да и человека не часто увидишь – озеро с двух сторон перекрыто порогами, непроходимыми для моторок, и в теплый месяц можно встретить лишь пару-тройку мужиков на "резинках", заплывающих сюда в поисках легкой рыбы. Еще был повод – мой день рождения. И поэтому на стол была выставлена клюквенная настойка с призывно-мутным боком, миска с маринованными подосиновиками и белыми, огурчики и восхитительное варенье из морошки, собранной с риском для жизни на болотах. Гвоздь программы – заяц – был на последних минутах готовности. Запах жареной зайчатины витал по избе, сводя с ума Мурзилку, который жил здесь со мной, выполняя почетные обязанности охранника, собеседника и собутыльника.

Однако хмурый бородач, слегка по-фински раскосый в результате бабкиного загула, прежде чем сесть за стол, полез за пазуху и извлек длинный мятый конверт. Я почесала затылок под шерстяным платком, в недоумении вглядываясь в письмо…

Письмо было единственной нитью, связывающей меня с прошлым. Его появление я ни с чем хорошим не связывала, ибо оно не обещало ничего, кроме неприятных неожиданностей. За полгода я научилась разговаривать сама с собой, стрелять, ловить рыбу, умываться ледяной водой и тревожно засыпать на печи, стараясь не думать о том, что творится в покинутом мною мире. И, ожидая вестей, боялась, что они нарушат с трудом достигнутое шаткое равновесие с окружающим миром.

Письмо я положила под подушку, намереваясь заняться им после отбытия грузовика.

Скоро от щуки остались одни кости. Мы неторопливо беседовали о ценах на продукты, на бензин, о событиях в мире. Странно, но везде людей волнуют одни и те же вещи; меня все это мало трогало, как и тогда, в прежней жизни, однако я вежливо поддерживала ритуал обмена энергией между двумя разумными людьми. Я была безумно рада человеку в моем домике, и с трудом сдерживала слезы, зная, что он уедет. Вот съедено и самое вкусное – заячий крестец, и выпита почти вся бутыль – верный знак того, что рандеву близится к концу. Курить Михеича я выгоняла в сени, с трудом перенося плебейский запах "беломора"; пока он предавался пороку, мы с Мурзой перекидывались парой ехидных слов на языке, непонятном никому, кроме нас.

Посланец внешнего мира уехал поздно вечером, веселый и сытый. Следующий раз мы договорились встретиться перед Новым Годом – я заплатила вперед, чтобы скрасить нелегкую жизнь северного водилы, и грузовик, посигналив на прощание, укатил в Кемь.

Чувствуя себя немного захмелевшей, я залезла на печь и погрузилась в недавнее прошлое. Кот тут же прыгнул ко мне под бок, тракторно урча и облизывая морду – он так объелся, что икал; выглядело это презабавно. Я гладила Мурзилку и думала о том, что я вовремя сюда свалила, иначе быть большим неприятностям…

Два Угрожающие симптомы "кошачьей болезни", которая поразила меня после двух Превращений, стали проявляться все чаще и чаще, усиливаясь с каждым приступом. Мало того, что весной я стала бегать на крышу своего дома и орать там, как полоумная; мало того, что пристрастилась нюхать валерианку и получала от этого наркотический кайф… В один недобрый летний день я, повздорив изза финансового пустяка на работе с генеральным, неожиданно завизжала противно, по-кошачьи, и вцепилась ему в лицо! Я порядком разодрала ему кожу, и мне даже казалось, что я бью себя хвостом по бокам – настолько явственной была кошачья ярость. …Мудро не став вмешивать в это дело посторонних, директор отправил меня в принудительный отпуск, вырвав клятву, что я покажусь нашему знакомому психиатру. Однако, дело повернулось совсем не так, как мы оба ожидали. Полежав недельку дома и чуть придя в себя, я, изрядно напуганная происшедшим, отправилась к указанному врачу… И тут все и произошло… Не успела я отойти и двадцати шагов от собственного подъезда, как увидела у помойки крысу. Как была – в элегантном костюме и туфлях на каблуках – я неожиданно бросилась и стала душить крысу, придавив ее руками к земле. Крыса пищала и просила пощады, отчаянно размахивая лапками, но я перегрызла ей глотку и только после этого пришла в себя… Народ вокруг впал в столбняк; я поспешно вернулась в квартиру, кинулась перемазанным кровью лицом в подушку, и зарыдала… Меня видело, по крайней мере, с десяток соседей и их детей, которые вышли погулять в это субботнее утро во двор.

В тот день я явственно осознала, что мне больше нельзя находиться среди людей. По крайней мере, какое-то время, пока я не научусь либо бороться с приступами, либо полностью не превращусь в животное…

Лишь утром я вспомнила про письмо. Я встала очень рано и вышла на озеру проверить пару жерлиц, уныло висевших над лунками. Лунки пришлось чистить, так как за ночь они заросли льдом.

Пока я долбила наледь, подлетел знакомый клест с известием, что грузовик доехал нормально. Совы и сычики по всей дороге с изумлением отслеживали траекторию вихляющейся машины, но честно передавали информацию по цепочке. Как я могла объяснить наивной птице, что клиент был элементарно пьян?..

Клест держался на почтительном расстоянии от меня – это после того случая, как я чуть не словила одного из пернатых, во время очередного приступа. Однако я настрого запретила Мурзе трогать окрестную мелочь, и птицы старались не остаться в долгу, относясь ко мне с подчеркнутым уважением, хотя и без тепла, как относятся к хорошим партнерам по бизнесу.

Вернувшись в дом, я обнаружила кота, сидящего на скамье с письмом в зубах, с тревогой поглядывающего на меня. Я взяла конверт, оторвала уголок и стала читать вслух – написала подруга.

Привожу текст полностью:

"Здравствуй, Марфа! Мы договаривались, что я не буду тебя тревожить минимум год. Однако, события повернулись таким образом, что я не могла не написать о том, что меня очень обеспокоило.

Вчера вечером мне позвонили в дверь. Твой Шпендель выглядел очень испуганным и забился под диван. Я даже не хотела открывать, но женщина за порогом представилась твоей старой знакомой. Я очень удивилась и сначала задала несколько вопросов, после чего решилась впустить ее в прихожую.

Твоя знакомая мне не понравилась хотя бы потому, что не сняла темных очков, войдя в квартиру…

Она пыталась узнать, где ты сейчас находишься, чтобы якобы что-то передать тебе. Я ответила, что ты надолго уехала в Америку по контракту, и адреса твоего я не знаю, кроме электронного ящика. Тогда она попросила меня дать хотя бы его, и мне ничего не оставалось, как дать твой e-mail, чтобы она ничего не заподозрила и побыстрее убралась. Дама сухо поблагодарила меня и ушла.

Шпен весь вечер ходил, как побитый, с опущенным хвостом, не поужинал и лег в гостиной, на кресле, хотя всегда спит у меня в ногах.

А через день на твой адрес пришло письмо. Вот его суть: оказывается, Герда не погибла тогда в Бубастисе. Избежать смерти ей помог случай – она почуяла неладное, и пока все завывали у входа в тайник, пошла искать исчезнувшую Шейлу. Кошка долго не могла найти следы, но в конце концов, перед самым рассветом, обнаружила запасной вход в пещеру… Чуть позже она стала тайным свидетелем разыгравшейся между тобою и Шейлой драмы, поставившей точку в этой истории. В тайнике она выпила Эликсир и вновь превратилась в женщину.

В Каир Герда вернулась вместе с неудачливыми археологами, сказав, что ее попросту забыли пьяные друзья, оставив здесь без денег и документов. Каким-то образом, может быть, благодаря своему уму и пронырливости, она осела в городе и два с половиной года совершенно официально прожила там. Ведь Герда изначально родом из Египта – наверняка она знала всякие ходы-выходы, чтобы найти там свою нишу. И вот теперь проклятая кошка вернулась в Россию и ищет тебя – неизвестно, зачем. Она предложила встретиться и ждет решения.

Марфа, мне это все очень не понравилось, и я спешу предупредить тебя об этом. Конечно, я ей ничего не написала, но думаю, если она в ближайшее время не получит ответа, то вновь заявится ко мне. Не знаю, что мне теперь делать; я почему-то связываю ее появление с очередной трагедией.

В любом случае, ответ от тебя будет идти очень долго – слишком долго, чтобы что-то предпринять от твоего имени. Так что не обижайся, если мне придется действовать по своему усмотрению.

В остальном все нормально. По-прежнему очень волнуюсь за тебя и надеюсь, что в лесу тебе полегче…

Твоя Машка".

Прочитав письмо, я зарычала. Проклятье! Нет, умереть мне спокойно точно не дадут. Глупая Машка наломает дров, надо спешить. Какого черта вернулась Герда?!

– Вот это да! – сказал кот, взволнованно соскакивая на пол, – Выходит, точка в этой истории еще не поставлена?

Вопрос повис без ответа, как топор в прокуренной комнате.

На сборы и ремонт лыж мне понадобилось несколько часов. Мы вышли после одиннадцати утра, когда солнце повесило свой бледный диск низко над лесом; хоть погода хороша, и то хлеб! Я повесила огромный замок на дверь, подсунув под него невнятную записку о срочной передислокации.

Жаль, что грузовик был упущен – теперь мне предстояло пройти почти полтора десятка километров на лыжах до поселка Кепа, по сильно пересеченной местности, в жуткий мороз, с тяжелым рюкзаком за плечами… Из рюкзака, покачиваясь, торчала голова кота, который хищно щерился на почетный эскорт – почти все окрестное зверье собралось провожать меня. Сойки, дятлы, щуры перелетали с ветки на ветку, стряхивая снежные покровы с тяжелых еловых лап. Бойкие клесты успевали по дороге клюнуть из шишек семечко-другое, совмещая приятное с долгом. Четырехногие, не издавая ни звука, семенили по бокам, вырисовывая на насте причудливые цепочки следов. С самыми смелыми, которые подобрались ко мне на расстояние вытянутой руки, я попрощалась лично. А хромую рысь долго трепала по загривку, и рысь плакала – она чувствовала во мне кошку и привыкла ко мне. Одни лишь совы безмятежно спали в дуплах, развесив пушистые уши – им снилась охота со счастливым концом…

Идти было ужасно тяжело. Скоро у меня, привыкшей сидеть за рулем в теплой тачке, началась одышка. Я хватала ртом ледяной воздух, проклиная каждое дерево на своем пути. Все-таки, как ни крути, я была дочерью цивилизации.

Но доплелась я, к счастью, без приключений – волчица провожала меня почти до самого поселка, всю дорогу подбадривая. Только заслышав трусливо-яростный лай поселковых сучек, она молча повернулась и исчезла среди елок, мелькнув на прощание седым поленом. Судьба пока была ко мне благосклонна – в поселке подвалила оказия в виде крытого кунга, ехавшего в Кемь, и в теплой кабине нашлось местечко. Прибыли в город мы только к вечеру, но у нас с котом еще оставалось время, и мы долго шлялись по грязным кемьским задворкам, любуясь на застывшее Белое море.

А ночью я уже тряслась на верхней полке поезда "Мурманск-Москва", приняв лошадиную дозу димедрола, чтобы не натворить лишнего.

Три Поезд принес меня рано утром. Я отловила на вокзале заспанное такси и скоро уже входила в свою парадную со смешанным чувством вдыхая запахи родного подъезда.

На пороге квартиры меня встретил очередной неизвестный ухажер, которых Маша меняла, как колготки. Я поморщилась – с некоторых пор я не любила чужих людей в своем доме. Моя подруга была жертвой разнообразия – в этом она была похожа на меломана, который целый день может сидеть и записывать на кассету любимую музыку с разных дисков, микшировать и со вкусом по-разному извращаться… Чтобы потом никогда не слушать эту кассету – может быть, всего один раз. Как ребенок быстро теряет интерес к новой игрушке, так и Машка вечно стремилась к неизведанному, никогда не бывая по-настоящему счастливой в постоянстве. Роковое созвездие Весов не давало ей ни на чем остановиться – она находилась в постоянной зависимости от космоса. Есть такое понятие – "солнечный ветер", наверное, есть и "звездный ветер", заставляющий Весы беспрестанно колебаться, и они не в силах удержать равновесие, остановив красную стрелку на нуле… Подруга втайне завидовала моей статичности, однако справедливо считала свою жизнь более интересной и насыщенной.

Легкая на подъем Машка умела без боли порывать с любовниками, и все до одного они оставались ее друзьями. Поэтому она имела обширный круг полезных связей на все случаи жизни; именно этим я и собиралась воспользоваться, чтобы отыскать Герду прежде, чем она где-нибудь подкараулит меня с кирпичом.

Вечером следующего дня мы занесли свои тела в небезызвестный гриль на Маяковке. Андрей выглядел почти так же, хотя немного полысел и раздался вширь. Он заулыбался при нашем появлении и выставил два бокала моего любимого вина – бар угощает! Мы уселись за столик в глубине зала; я отпила глоток, перекатывая вино языком.

– За встречу! – вдохновенно сказала Машка. – Надеюсь, я тебя не зря потревожила.

– Посмотрим. Как у тебя дела, рассказывай!

Подруга со смехом поведала, как ее долго мучило одно зарубежное издательство по поводу хвоста, который ей удалили в клинике. Роскошный белый хвост висел у Машки в квартире, под стеклом, как напоминание о непредсказуемости жизни. Об этом случае уже много писали в газетах, так что я не буду пересказывать все подробности; в остальном же Эликсир никак не повлиял на мою подругу, за исключением того, что любовников несколько прибавилось.

Обсудив в который раз хвост и мужиков, мы поговорили о моем лесном житье-бытье, стараясь не касаться темы приступов. Я рассказала про зверей и птиц, которые меня окружали в тайге, и с которыми я могла свободно разговаривать, благодаря Превращениям. Машка слушала, раскрыв варежку – она завидовала моей непонятной жизни, как я – ее.

Затем разговор незаметно перешел на абиссинку. Я расспросила, как выглядела женщина, и поняла, что это действительно была Герда – ее лицо и осанку трудно спутать в этом ширпотребном мегаполисе. Потом мы допили свои бокалы, Маша понеслась звонить какому-то хахалю, а я задумалась, ожидая, когда принесут горячее.

Итак, желтая кошка избежала смерти и ищет меня. Зачем? Сообщить что-то очень важное?

Ничего хорошего она мне не скажет. Что хорошего можно ждать от псевдо-женщины в черных очках?

Кого еще настигнет нелепая смерть от ее появления на сцене?

Я вспомнила Шейлу – и сердце мое опять сжалось. Уже прошла тысяча дней, а я до сих пор не могу себе простить ее смерти. Ее лицо преследует меня во сне. И я до сих пор так и не поняла, была ли она человеком или кошкой. Но копаться в ее прошлом я не стала, так как знала, что меня не устроит ни один из ответов. Да и какой в них смысл? Кем бы она не была – она умерла, успев пробраться к моему сердцу и обнажив темные стороны человеческой души… Возможно, небо наказало меня, оставив в живых. Взрослым, в отличие от детей, нельзя играть в игры, они всегда будут проигрывать, потому что это – уже чужое поле.

Полузабытые интриги настолько душевно истощили меня, что никаких приключений на свою больную голову я больше не желала. Однако Игра хихикнула на прощание, вытащив Герду практически из верной смерти, в результате ее кошачьей подозрительности.

Изменилась ли она, Трижды Превращенная? Если только два раза так сильно мучают меня, что что говорить о трех? Должно быть, она уже настоящий монстр с черной дырой вместо души и клубком змей вместо мозга. Впрочем, я могу и ошибаться, но, как говорила Шейла – Царствие ей небесное! – полезнее предположить худшее, чтобы потом не раскаиваться в непредусмотрительности… Герда не выполнила миссии, возложенной на нее Бастет, и, возможно, элементарно хочет отомстить.

Интересно, как это будет выглядеть. Она убьет меня? Смешно. Это было бы слишком просто, и Герда не так глупа, чтобы перед этим так наивно светиться в моей квартире.

Значит, меня ожидает более оригинальный ход противника.

Вернулась Машка, возбужденная разговором. Мне ужасно не хотелось впутывать дорогого мне человека в эту темную историю:

– Маш, возвращайся пока жить к себе. С котами я как-нибудь справлюсь сама.

– Еще чего! – уперлась та. – Я тебя не оставлю…

– Не зли меня, а то в нос вцеплюсь! – предупредила я, стараясь, чтобы моя фраза выглядела шуткой. – Ты же знаешь, КАКАЯ я теперь… Если мне будет нужна твоя помощь, не сомневайся – я позвоню. Чесслово… А вот и горячее!

Домой мы вернулись заполночь. Мне с трудом удалось уговорить подругу покинуть мою персону и квартиру. Пришлось поклясться звонить ей каждый день и докладывать боевую обстановку.

Однако я покривила душой – каждый день звонить я не собиралась. Машка оставила мне несколько полезных телефонов, пообещав, что мне непременно помогут, стоит лишь назвать ее имя. Мы долго игриво препирались у двери, пока, наконец, за Машкой не поднялся приятный мужчина лет сорока и силой не уволок пьяную блондинку в неизвестном направлении. Выпроводив родную, но назойливую опеку, я блаженно распласталась на любимом диване, стараясь ни о чем не думать.

Коты о чем-то тихо беседовали у меня в ногах – я не прислушивалась. Наверное, они тоже обсуждали ситуацию; морды их были недовольными и встревоженными, они беспрестанно облизывались. Наконец, снотворное, вступив во внеземной контакт с вином, подействовало, и я провалилась в ночь без снов.

Наутро я села за компьютер и еще раз внимательно прочитала письмо Герды. Надо было отвечать. Но что? Необходимо что-то придумать, какой-нибудь хитрый ход, чтобы и рыбку съесть, и костями не подавиться… Опять назначить встречу в нашем гриль-баре? Это был бы тот еще прикол, если б не столь подозрительная ситуация. Может, забить стрелку, а самой не приходить, подослав вместо себя какого-нибудь частного шпика? Пусть проследит за ней и выяснит, где она живет и чем занимается в Москве. Вот и телефончик есть… Некий Дрон, без отчества и фамилии. Похоже, именно так и придется сделать, но сначала прощупаем эту даму…

И я написала записку следующего содержания: "Герда, я сейчас нахожусь в Детройте и приеду в Россию весьма нескоро. Что Вы хотите мне сообщить?" Два часа после я слонялась по квартире, играла в шарики, разговаривала с котами и предавалась пожиранию котлет киевских, которые в массе обнаружила в морозилке. Наконец пришел ответ. С недобро колотящимся сердцем я раскрыла письмо и… Тут же залилась краской:

"Уважаемая Марфа, IP-адрес в заголовке Вашего письма указывает, что Вы находитесь не в Детройте, а в Москве. Я знаю, почему Вы избегаете меня, однако смею Вас уверить, что встреча со мной не грозит Вам ничем плохим. Мне крайне необходимо встретиться с Вами, и это очень важно – у нас с Вами нет выбора".

– Какого еще выбора?! Ах ты, желтоглазая сучка! – в сердцах завопила я, и коты аж подпрыгнули, раздувшись от неожиданности.

Ну уж дудки! Я рассердилась и обеспокоилась не на шутку – раскололи, как школьницу! Так и чесался язык послать ее куда подальше, однако клиент теперь был на крючке, и спугнуть его было никак нельзя… Пришлось тут же выдать перл:

"Отлично, Герда! Вынуждена признать, что Вы не утратили бдительности со времени нашего последнего свидания. Я назначаю встречу на завтра у хорошо известного Вам гриль-бара, в 22 часа.

Крайне интересно посмотреть, сохранился ли шрам на Вашем лице. С уважением…" Я хорошо знала, что после такого оскорбления Герда почувствует острое желание расправиться со мной и не сможет не придти. Однако ответа ждать не стала; отключившись от Интернета, я тут же стала набирать телефон Дрона, уже прокручивая в голове сценарий разговора с ним.

Детектив Дрон оказался высоким сутулым мужчиной, с колючим взглядом из глубоких глазных впадин. Человеком он был неглупым, но я в который раз поразилась, насколько всеядна Машка в своих связях – я стала умирать от неясной тоски уже через полчаса разговора с ним. Однако дело он свое знал и согласился помочь, правда, не бесплатно. К счастью, проблем с деньгами у меня пока не было, старые запасы еще не иссякли, и мы быстро договорились. Решено было, что вечером он проследит за Гердой и позвонит мне с утра, чтобы проинформировать о ее местонахождении. Задача простая, но нужно выполнить ее прежде, чем размышлять о дальнейших действиях. Мне было велено не появляться ни в баре, ни рядом, во избежании случайностей.

Я в красках представила себе разъяренную абиссинку, которая не найдет меня на стрелке, и ухмыльнулась в душе. Если точка не еще поставлена, то мой долг – поставить ее. Весьма трудная задача: как, не привлекая излишнего внимания, нейтрализовать нависшую угрозу, еще не зная, в чем она? Герда – полукошка, и наверняка стала вдвойне опасней. Но и я теперь не лаптем щи хлебаю!

Очень скоро я узнаю, где она живет, и тогда счет сравняется. Итак, охота началась…

С первыми птицами я уже нервно бегала по квартире, с матюками натыкаясь на котов, думая о том, что мы с Гердой – как те самые волк и рысь, два хищника-инвалида, с утробным рычанием выписывающие круги по арене, изучая друг друга перед боем. Однако, ни утром, ни днем мне никто не позвонил. Я спешно связалась с подругой, но и она ничего не знала. Отвратительные предчувствия закрались в мое сердце и царапали его; к предчувствиям я научилась относится с уважением, так как была не вполне человеком. Я не обманулась – как оказалось, после обеда Маше позвонили из милиции и попросили приехать на опознание тела; ее визитку случайно нашли в кармане погибшего… Подругу долго мучили расспросами, но в конце концов отпустили, после чего испуганная Машка примчалась ко мне и долго тряслась в сопливых рыданиях на дружеском плече – убитым действительно оказался Дрон. Его нашли на рассвете, в подъезде одного из старых домов на улице Обручева, с проломленным черепом. Медики констатировали, что смерть наступила мгновенно. Ни денег, ни документов при трупе обнаружено не было… Машка уже успела позвонить какому-то бывшему любовнику из МВД и знала кое-какие подробности. В частности и то, что весь подъезд тут же был опрошен, однако безрезультатно. На первом этаже недавно поселилась новая квартирантка, одинокая женщина лет тридцати пяти. Ее особенно долго расспрашивали, но она ничего не видела и не слышала, хотя убитого нашли прямо у ее двери.

Такого быстрого и кровавого поворота событий я никак не ожидала. Значит, Герда выследила несчастного детектива и замочила ночью прямо в подъезде дома, где снимала квартиру на первом этаже! Вот так просто взяла и грохнула человека. Похоже, я ее круто недооценила и она доставит нам еще немало паршивых сюрпризов…

– Марфа, это наверняка она! Надо позвонить, куда следует, и все рассказать!

– Ты в своем уме?! Хочешь впутать нас в это дело? И потом, с чего ты взяла, что это именно Герда! Знаешь, сколько одиноких квартиранток в Москве?

– Я почти уверена! Он наверняка шел за ней до самой двери, а она это просекла и подкараулила.

Зло не должно оставаться безнаказанным. Я позвоню сейчас кое-кому, пусть возьмут тепленькой!

– Только не из моей квартиры!

– У меня идея! – Машка посмотрела на меня округлившимися глазами. – Поехали сейчас, посмотрим! Я знаю номер дома и подъезд.

– Машка, ты шизанулась.

– Пусть так! Но если это она – то все ясно. Ее изолируют, и у нас не будет больше с ней проблем, правильно я говорю?

В душе я ощущала ее правоту:

– Ну ладно, одевайся, поедем. Последний раз иду у тебя на поводу!

Мы остановились недалеко от злополучного дома. Подруга, как заправский сыщик, подозвала праздно гуляющего мальчишку с красным носом и за чирик попросила его позвонить в дверь квартиры №54. Оказалась, что в квартире никого нет.

– Будем ждать! – сурово сказала Машка. Я с изумлением увидела, как она вытащила из сумочки мой полевой бинокль и приникла к окулярам.

– Тэк-с… Ничего не видно…

Я включила музыку и откинулась на спинку сидения. К счастью, мы запаслись бутербродами и термосом с горячим кофе – а вдруг это надолго?

– Марф, я тебе еще не говорила..?

– О чем? – очнулась я.

– Я выхожу замуж!

– Вот это да! – я с удивлением уставилась на подругу. – И когда это ты решила?

– А прямо сейчас! Пора остановиться и начать нормальную жизнь… Просто сегодня я вдруг поняла, как она скоротечна. А я хочу ребенка родить… Короче… Я беременна.

– Господи! А твой жених хоть знает об этом?

– Нет еще… – Машка засветилась. – Но по поводу свадьбы – все будет пучком, не волнуйся. Он несколько раз уже делал мне предложение! И он обожает детей.

– Давно пора! Моя ровесница, а все скачешь по жизни, как дите малое. И когда ты повзрослеешь?

Я вдруг испытала волнение. Вдруг убийца – действительно Герда, и ее упустят? Тогда она будет продолжать мстить, и близкая подруга может оказаться первой, кто попадет под эту гильотину. Кто знает, насколько извращенным стал ум у песочной кошки? Нет, Герда – вовсе не хищник-инвалид, а настоящие исчадие ада. И, кстати, зачем она обокрала несчастного покойника? Бог мой, как низко пала гордая абиссинка за то время, что мы не виделись! Я ощутила, как мурашки бегут по моему телу, и впервые почувствовала настоящий, сосущий страх… За себя. И не только.

Из ступора меня вывело восклицание:

– Марфа! Кто-то идет!

Я немедленно вырвала бинокль из рук подруги: к дому спешила высокая женщина, укутанная в пуховый платок. При свете фонарей было видно, как ее частое дыхание превращается в пар. Я навела на резкость – нет, сомнений быть не может! Это Герда. Она была, как всегда, в черных очках, но я ни с чем не спутаю это лицо. Это лицо Шейлы… И шрам – он остался даже после Превращения.

Машка позвонила инкогнито, из автомата, прямо с соседней улицы. Милиция, которой не за что было зацепиться, резво взялась за дело. Вскоре Герду взяли по обвинению в убийстве. В кустах перед подъездом уже было найдено орудие убийства – "тяжелый тупой предмет", обрезок железной трубы со следами крови. Правда, отпечатков на нем обнаружено не было – видимо, убийца надела перчатки, что и немудрено, так как на улице колом стояло минус пятнадцать. Прямых улик еще не нашли, но мы с Машкой рассчитывали, что нервная абиссинка быстро расколется. К тому же, как выяснилось, она жила без всякой прописки, и такой лакомый кусок следователь не упустит.

Коты, сидя на холодильнике, восприняли новость хищными улыбками. Герда уже не была в их понимании кошкой, и поэтому считалась стопроцентным врагом хозяйки, то бишь меня. Даже в Шпенделе, влюбленном ранее в этот объект, не осталось ничего, кроме ужаса.

Теперь Шпен любил меня, хотя я тоже была странной женщиной. Но от меня не исходило той угрозы и агрессивной доминанты, которую кошки чуют за версту. И потом, просто нельзя же не любить руку, которая тебя кормит и гладит!

Машка достала меня разговорами о предстоящей свадьбе и я отправила ее жить к себе. Мне хотелось остаться одной, по многим причинам. И еще я чувствовала в себе приближение очередного приступа.

В такие моменты я особенно остро ощущала, что я – изгой. Что меня ждет на этот раз? Я встану на четвереньки и буду выть на всю квартиру, подняв задницу к небу? Или наброшусь на "Вискас" моих котов, распихивая их ногами?..

Мне не хотелось думать об этом. И не было ни единого человека в мире, с которым я бы могла поделиться наболевшим… Подруга не в счет, я старалась не пугать ее подробностями своих метаморфоз, чтобы не потерять последнего близкого человека раньше времени. Шуточки Эликсира нанесли смертельный удар по моей жизни – я теперь не могла завести ни новых подруг, ни любимого – все равно вскоре их пришлось бы потерять. И детей… А вдруг ЭТО передается по наследству?

Мое психологическое состояние было сравнимо разве что с состоянием больного СПИДом.

Такое же страшное в своей неторопливости протекание процесса исчезновения из общества… Оно еще не вступило в свою решающую стадию, но находилось в бурном развитии. Я отдавала себе отчет, что это сильно меняет меня; еще год-два, и я превращусь в неясное существо, свихнувшееся от своей уникальной болезни и от одиночества.

На следующий день позвонила Машка и сказала, что скоро приедет ко мне с бутылочкой "Шабли", отпраздновать арест нашего общего противника.

– Да уж, – сказала я, – За умышленное убийство ее засадят надолго. Теперь, видимо, мы действительно можем расслабиться!

– Но ведь вина Герды еще не доказана! – Машка вдруг попыталась проявить здравость суждения.

– Логично, но мы же с тобой теперь знаем, что это она! И никто другой, иначе слишком уж невероятное стечение обстоятельств, ты не находишь? Я думаю, доказать ее вину – дело нескольких дней. Посему, сегодня устроим маленький семейный праздник, типа – пир горой! Зверюги, а вам – треску и сметану.

– Мря-я-у-у!

Коты суетливо заскакали вокруг меня, поддерживая всеобщий восторг гнусавым мявом.

Машка явилась к обеду, сияя, как начищенный пятак. Стол уже был накрыт. Меня она застала на кухне – шел процесс приготовления салата. Мы обнялись.

– А что у тебя вид такой загадочный?

Она немного помялась, потом протянула мне листок с несколькими строфами, написанными мелким неаккуратным почерком:

– Марфуш, посмотри, до какой степени я окрылилась!

– Что это?

– Кажется, стихи…

Ого! Судя по всему, любовь обязала мою безалаберную подружку взять новую высоту.

Машка скромно села в уголок дивана, положив руки на колени, и застыла, как школьница в очереди к гинекологу. Она немного испуганно поглядывала на выражение моего лица, что и немудрено – критик я суровый, несмотря на то, что в высокой поэзии смыслю мало. Впрочем, чтобы критиковать, писать вовсе не обязательно. Конечно, в беспечной юности я, как и всякая уважающая себя леди, баловалась стишками; навыки остались, но не более. Вот цены, налоги и проценты – это моя стихия, правда, уже бывшая… Я вздохнула.

– Манька, неужто ты пиит? И так долго скрывала? Всю жизнь, как говорится, под боком, и нате вам – обратная сторона Луны! Ну-ка, ну-ка…

С этими словами я отвернулась и углубилась в текст, в котором Машка поведала миру следующее:

Любовь.

Неожиданная,

Как стрела.

Разит свою

Жертву

Из-за угла…

Доволен удачей

Коварный стрелок,

Но…

Дальше я читать не стала и загадочно улыбнулась. Подруга терпеливо ждала, однако через минуту не выдержала:

– Ну, как?..

Я сунула палец в рот и собралась было подумать, прежде чем ответить, но слова уже бесконтрольно посыпались из меня, словно стая леммингов:

– О, любовь!

Нежданная, как пчела!

Меня укусивши

В зад,

Покой навсегда

Унесла…

Мне счастья теперь

Не видать.

Но жало осталось

В заду!

Пчела догорает в аду…

А не фига было

Жужжать!

– Дура ты, Марфа! Я тебе, как подруге, а ты…

– Господи, я же пошутила! Вообще, ты просто молодец, есть повод для нового тоста…

Но уже Машка схватила свой листок, скомкала и швырнула в угол. Лицо ее стало красным и злым. Я с изумлением наблюдала – кажется, любовь, кроме тяги к рифмам, сделала ее чересчур импульсивной. Надеюсь, это не примет слишком угрожающих форм?

Однако пара бокалов вина, выпитых в глубоком молчании, помирили нас. Машка вновь повеселела, а я успокоилась, хотя перемены в психике всегда легкой и уравновешенной подруги немного смутили меня.

– Когда все закончится, я поеду за билетами. Надо к Рождеству уже быть в лесу. Иначе я опять привыкну к людям, и будет еще тяжелей…

Машка нахмурилась и немного отстранилась:

– Ты… Так скоро хочешь уехать?

– Машенька, ты же знаешь причину… Пожалуйста, не сердись.

Я почувствовала, что сейчас разревусь, и отвернулась к раковине. Руки потянулись мыть посуду, чтобы как-то отвлечь мозги.

– Что бы с тобой не случилось – я всегда буду рядом! – сказала Машка и с надеждой посмотрела на мою угрюмую спину.

– Нет, милая, настанет день, когда мы окажемся по разные стороны баррикад. Будь готова к этому… Но нет худа без добра! Все равно я не зря приехала… И тебя повидала, и друзей, и пацаны наши хвостатые соскучились друг по дружке, новостями обменялись. У всех все хорошо, я уеду с легким сердцем, так что не грусти обо мне.

Маша не ответила.

Четыре Недолго мы радовались. Вытрескав еще бокал – больше я ей не позволила – Машка по обыкновению потянулась звонить в разные места. И когда у нее вдруг вытянулось лицо – я поняла: опять что-то случилось…

Нас ждал очередной удар – Герда сбежала. Исчезла, как дым, из одиночной камеры следственного изолятора, куда ее временно посадили. Заперли ее поздно вечером, а наутро охранник, заглянув в глазок, никого не обнаружил. Стекло в маленьком окошке было разбито, но человек вылезти там никак не мог, так как снаружи оно забрано в железную решетку. На полу лежало только пальто абиссинки, которое было на ней в день ареста.

– Мать честная! – сказала я. – А ты не спросила – не лежало ли рядом с пальто маленькой глиняной бутылочки?

– В том-то и дело, что нет! – воскликнула Машка. – Не было никакого Эликсира, если ты об этом.

– Но то, что она превратилась в кошку и сбежала – в этом не может быть никаких сомнений!

Других объяснений я не нахожу. Прикинь, в каком смятении сейчас менты! Наверное, считают, что она подкупила охрану, и теперь рвут ее на части! Во дела…

Машка испуганно посмотрела на меня:

– Ты думаешь, что Герда после трех раз обрела способность произвольно Превращаться?

– У меня возникла именно такая мысль. Что ж, радуйся, дорогая! Возвращение в тайгу придется отложить, – уныло прокомментировала я происшедшее. – Надо брать дело в свои трудовые руки…

– Ты хочешь сама найти ее?

– Да.

– И что ты будешь делать, когда найдешь?

Этого я не знала и промолчала. И как найти ее – тоже не имела представления. Прежде всего я намеревалась связаться с различной городской живностью, в том числе небезызвестными крысами.

Предстояло задействовать всех кошек и собак с улиц, примыкающих к СИЗО. А так же ворон и галок, которые вечно по утрам околачиваются у подъездов, косо, но с надеждой поглядывая на выходящих людей и алкашей. Голод – одно из самых сильных чувств, сильнее любви и страха… Ради куска хлеба можно полюбить кого угодно, ничего не боясь.

Я погрузилась в мысли об эмоциях. Хорошо еще, что кто-то может быть счастлив в нашем уродливом мире. А мне опять придется заниматься грязной работой… Ну почему прошлое постоянно таскается за нами унылым хвостом ошибок и осложнений? Почему его зловещая тень постоянно преследует настоящее?

Вздохнув, я выпила еще рюмку и посмотрела на себя в зеркало трельяжа. Оттуда на меня смотрели три грустных лица. Еще пока узнаваемые. Легкий поворот головы – и лица дернулись, как в калейдоскопе, и рассыпались. Я встала. Коты нежно путались в ногах, создавая иллюзию домашнего уюта и спокойствия. Однако на душе было неспокойно. Действительно, что я сделаю, когда найду Герду? ЧТО?..

– Марфа, ку-ку! – перед носом щелкнули пальцы подруги. – У меня скоро свадьба. Ты не забыла, часом?

– Нет. Рассказала бы хоть, наконец, кто он!

– Помнишь мужчину, который приходил тогда за мной? Ему сорок лет, зовут Никита, он просто классный. Я знакома с ним уже почти два года… В общем, я нашла свое. Сколько можно бегать?

– Действительно!

– Не смейся. Это более, чем серьезно, это – любовь. Лучше, чем он, я уже не найду. Всех нафиг!

– Неужели ты и вправду наконец влюбилась? И где вы с ним познакомились? – я все еще не могла поверить, зная ее легкомысленную натуру.

– Вот, и на старуху бывает проруха! – рассмеялась Машка и покраснела. – А познакомились мы благодаря моему хвосту, он – владелец одного издательского дома.

– Круто! Вот как причудливо сплетается жизнь… Значит, если бы не хвост, ты бы не нашла счастья?

– Получается именно так.

– Слава Бастет! Я так рада, что даже не знаю, что сказать. – Это было сущей правдой. – Учитывая обстоятельства, у вас будет почти фронтовая свадьба. Ты пригласишь меня в свидетели этого невероятного события, я надеюсь?

– Еще бы! Кстати, ты ведь два раза была замужем. Поделись – как там?

– Э-э-э… Ну, как тебе сказать. Наверное, это не для всех. Кому-то хорошо всю жизнь прожить рядом с одним человеком, а кто-то будет страдать и рваться на свежий воздузх. Ты уверена, что поступаешь правильно?

– Более чем. Я уже объелась свободой!

– Свободы никогда не бывает много…

– Ерунда. К тому же у ребенка должен быть отец.

– Отцы тоже бывают разные… Но, наверное, ты права.

– Ладно, не будем спорить. Ты лучше прикинь, какой у нас план – две недели Австралии!

Пингвины, кенгуру, коралловые рифы и океанский прибой. О чем еще можно мечтать в этой жизни, скажи? Лучшего свадебного путешествия просто не придумать.

Я лишь завистливо вздохнула. Австралия была и моей мечтой, но, видно, теперь несбыточной.

И почему все, о чем мы мечтаем – всегда так далеко?..

Пока я раздумывала, что мне предпринять в отношении исчезнувшей Герды, подруга вплотную занялась подготовкой к предстоящему торжеству. Уже было заказано супер-платье в одном из дорогих салонов, я даже подкинула ей деньжат, чтоб она выглядела на все сто. Несколько раз заезжал жених – нас, наконец-то, познакомили – и я благостно наблюдала, как Машка просто светится от столь редкого в наши дни счастья. Жених произвел на меня вполне благоприятное впечатление, и мои опасения по его поводу растаяли.

Невесты пару дней не было видно, я конкретно соскучилась и в воскресенье вечером заехала к ней без звонка, но с тортиком, узнать, как движутся дела.

Машка сидела, подавленная, в большом кресле, укутанная в верблюжье одеяло. Вид у нее был странный. Что случилось? Из короткого разговора выяснилось, что в трубке сели батарейки, а на улицу она не выходит по причине депрессии. Свадьба отменяется, жених ушел в загул…

Машку я никогда такой не видела. Она была словно мертвая и даже не плакала.

Лучше бы уж плакала, это выглядело бы естественней и полезней. Я пыталась заглянуть ей в глаза, но, кроме серой воды, в них ничего не было. Чувствуя себя последней стервой, я долго мучила ее вопросами, но смогла только узнать, что ее любимый бросил все и ушел к какой-то женщине, которая окрутила его в одночасье. Какая-то красивая и смелая ведьма, от которых мужики сходят с ума, съезжают с роликов, бросают семьи, детей и друзей.

Я была в шоке от услышанного. Жених казался мне надежным и достойным мужчиной, однако, видимо, вмешались высшие силы. Планы пришлось поменять. Черт с ней, с этой Гердой пока, и с лесом – надо побыть с Машкой, а то как бы чего не случилось… И я опять забрала ее к себе, с глубоким чувством ненависти к незнакомой красотке, которая легкой поступью перешла дорогу и поломала жизнь моей лучшей подруге.

Про жениха я старалась плохо не думать, но чувство презрения к легкой жертве женских чар стало вить гнездо в моем сердце.

Весь вечер я не отходила от окаменевшей жертвы страстей, стараясь предугадать любое желание. Часам к двенадцати, измученная вконец, уснула сидя. Я не слышала, как Машка встала и вытрескала бокал коньяка, после чего нацарапала записку "Поехала развеяться", взяла ключи от моего джипа и умчалась в холодную ночь. Кончилось это плохо – где-то в центре, несясь по переулку, она увидела, как дорогу ей неторопливо перебегает тощая черная кошка. Резко затормозив на снежной каше, Маша не справилась с управлением и врезалась в ларек, перебив кучу фальшивого алкоголя.

Джип не вынес оскорбления и перевернулся; проклятый аэрбэг не сработал. К счастью, ларек был пуст и никто не погиб, но водительница с многочисленными ушибами и легким сотрясением мозга загремела в больницу. Некоторое время она была без сознания. "Может, оно и к лучшему? – думала я, – когда человек пьян или без сознания, что, в общем-то, одно и то же, лучше его не трогать – он счастлив…" Потом я долго разбиралась с ГИББД, но это уже отдельная история.

Когда Машка пришла в себя, первое, что она произнесла, было:

– Марфа, я их убью.

– Его или ее? – испуганно уточнила я.

– Их обоих. Впрочем, нет… – она заколебалась. – Только ее!

– А кто она, ты хоть знаешь? Ты ее видела?

– Если увижу, то это будет в последний раз.

– Побойся Бога! Никто не властен над чувствами других, и самосуд здесь не поможет.

– Как ты не понимаешь – мое сердце разбито и требует мщения!

– Тебя посадят в тюрьму, это все, чего ты добьешься.

– В тюрьме тоже можно жить. А с неоплаченной болью – никогда.

– Дура ты! Не понимаешь, что несешь…

Потом ей вкололи какой-то седатив и она уснула.

Пять Никого не обнаружив у бара и изрядно замерзнув, Герда вошла внутрь погреться. Она обратила внимание, что следом за ней вошел высокий сутулый мужчина и пристроился у стойки, заказав кофе и сигареты. Подождав минут пятнадцать за свободным столиком, абиссинка заказала чашку чая и пирожное, посидела, но так и ушла, ни к чему не притронувшись. На лице ее было написано недоумение и разочарование. На улице она поймала такси, и когда садилась, с удивлением увидела, что мужчина тоже вышел из бара и сел за руль "Жигулей". Не придав этому никакого значения, Герда велела шоферу ехать на улицу Обручева и задремала, уйдя в свои мысли. Однако уже в пути она все же заметила, как "Жигули" едут за ней, чуть приотстав.

Это ей очень-очень не понравилось.

Было уже около одиннадцати, когда она зашла в квартиру, которую снимала на свой страх и риск. У нее не было ни прописки, ни всяких временных справок, разрешающих проживание в Москве.

Мистика мистикой, но от суровых реалий деваться некуда. Хозяйка купилась на обаяние гостьи и на дополнительные деньги, которых Герда не пожалела, чтобы жить спокойно. Однако она все равно ужасно боялась, что когда-нибудь нагрянет милиция, и ее попросят за пределы столицы, а может и того хуже…

И теперь – "хвост". Кто этот человек? Что ему нужно?…

Герда осторожно выглянула в окно – мужчина сидел в машине со включенным мотором и курил, поглядывая на окна. Похоже, он никуда не спешил.

Она поспешно задернула занавеску и задумалась. Надо что-то делать.

Из СИЗО Герда смылась, оставив органы в фантастическом неведении. Охранник был уволен, поиски продолжены, но уже без прежней интенсивности. Став снова свободной, беглянка в результате осталась без всего, в том числе без одежды. Всю ночь она таилась на какой-то помойке, а ближе к шести, измученная холодом и страхом неопределенности, забежала в первый же теплый подъезд и забилась под лестницу, у батареи.

Там и обнаружил случайно абиссинку – злую, продрогшую, в дурацкой футболке с надписью "Good Fuck!" – спешащий на работу мужчина. С изумлением разглядывая удивительную находку, он накинул на нее свое пальто и отвел в квартиру. Это был риск, конечно, но уж больно красива была женщина… Глядя на ее словно выточенные из мрамора классические черты, невероятные желтые глаза с узким разрезом и ослепительно белую кожу, он почувствовал странное возбуждение. Не то, физическое, а подобное тому, что мы испытываем, садясь в поезд или самолет, отправляясь в путешествие своей мечты – диковинную восточную страну…

Он ни о чем не спросил ее. "Надо быть дураком, чтобы упустить такой подарок судьбы!" – подумал он. От женщины исходили тяжелые сладкие волны загадочности и непокоя. В ней было чтото изысканно-кошачье… Высокий лоб и твердая линия губ говорили о том, что их обладательница проницательна и умна, а гордый нос и живые пальцы выдавали потомка благородных кровей. Даже небольшой шрам у переносицы не был уродливым, а придавал хищную пикантность ее облику. Как она оказалась раздетой в подъезде? Жертва изнасилования? ТАКУЮ женщину?! Руки его непроизвольно сжались в кулаки… Ладно, это выяснится потом. Пока она мылась в ванной, он приготовил ей поесть и позвонил на работу, сказав, что сильно температурит и сегодня не сможет придти. Мужчина был недалек от истины – он почувствовал, как его кинуло в жар, когда она вышла в халате, села на диван и устало сложила руки на коленях, не зная, с чего начать разговор. В этот момент он с безнадежностью понял, что никуда уже не отпустит ее, кем бы она ни была и что бы не случилось.

Кто может быть безумней жертвы страсти?..

Высокий, хорошо сложенный, с открытым лицом и приятными манерами – мужчина понравился Герде. Она почувствовала к нему нечто большее, чем к остальным своим любовникам, которые случались у нее. Обладая сверхъестественным темпераментом, она могла свести с ума кого угодно, но редко пользовалась этим, так как с недавних пор находила малопривлекательным использовать чужие слабости.

Судя по обстановке в квартире, встреченный ею мужчина был достаточно обеспечен, и абиссинка подумала, что провидение улыбнулось ей, послав такого спасителя. Она моментально ощутила свою женскую власть над ним, но не подала виду. Мужчины всегда неосознанно подчинялись ей, и она хорошо знала, как надо себя вести. С этим мужчиной надо было быть откровенной.

Неминуемо приближалась полночь, и она будет вынуждена признаться, что скоро превратится в кошку. Тем не менее, она не могла ему рассказать все о себе. Но хоть что-то.

И Герда начала свой неторопливый рассказ, опуская некоторые детали.

Он внимательно выслушал ее, несколько раз с трудом сдержав возглас удивления. Слишком невероятной казалась история, но это не только не отвратило, а даже еще больше заинтриговало его.

– Все неважно! – сказал он потом. – Главное, чтобы ты всегда возвращалась. Я сразу почувствовал, что ты не такая, как все. Ты, наверное, единственная на всей Земле женщина-кошка. Я никому не выдам твою тайну, это теперь только мое! И тебя никому не отдам.

Герда слегка коснулась его плеча, словно стряхивая невидимую пылинку:

– Себя ты тоже никому не отдашь?…

– Откуда у тебя такие мысли?! – возмутился он.

– Извини… Кстати, я вынуждена тебя огорчить – я не одна такая. В Москве есть еще одна женщина, похожая на меня. Она не Превращается, но у нас много общего – слишком много, чтобы нам с ней быть порознь. Я уже почти нашла ее, но обстоятельства вновь разлучили нас. Однако мне все равно необходимо встретится с ней.

– Если хочешь, я помогу тебе найти ее. Ты знаешь хоть какие-нибудь координаты? Имя?

– Благодарю, но я временно прекратила поиски… Сейчас не время.

Сказав это, Герда задумалась.

– Как скажешь. Мой дом – твой дом. Я хочу, чтобы ты осталась со мной.

– Я останусь. Но у меня есть одна проблема…

Герда не рассказала ему про арест, надеясь, что это не стало широким достоянием общественности. Лишь обмолвилась, что ее обокрали в подъезде, но обращаться в милицию она не хочет. И вообще, лучше, чтобы никто пока не знал, что она здесь.

– У меня вместе с одеждой украли все документы.

– Тебе нужны документы?

– Нужны, хотя я понимаю, что все это не так просто. Для начала я бы куда-нибудь уехала, мне нужно немного отдохнуть и придти в себя… Подальше от Москвы, желательно.

– Сделаю все, что в моих силах.

– В таком случае, я остаюсь с тобой. Ты твердо решил? – кошка вопросительно улыбнулась.

Он женщины не ускользнуло, что он на секунду замялся, прежде чем дать ответ.

– Ну! Ты же мужчина. Или боишься меня? – прищурившись, она посмотрела ему в глаза, чем еще больше разожгла пламя в смятенной душе.

– Нет!

С этими словами он подошел и поцеловал ее… Герда горячо ответила, обвив руками широкие плечи своей жертвы.

Весь вечер они занимались любовью, сломав ножку у дивана и разбив дорогой германский светильник, подаренный ему бывшей подругой.

– Ты любишь, как кошка. Ни одна женщина не способна на это…

– Спасибо.

В полночь он закрыл за ней входную дверь. Пошатываясь, вернулся в гостиную, рухнул в кресло и рассеянно прочитал список вещей, которые заказала купить эта странная женщина.

Несколько удивил пункт, где был указан грим для лица, но потом он догадался, что это, наверное, чтобы скрыть шрам. Жаль, шрам возбуждал его. Потом он подошел к бару, пропустить рюмочку шотландского виски, чтобы успокоить плоть и нервы… Он чувствовал себя сказочным героем, участником какой-то странной игры, принцем, неожиданно спасшим свою принцессу, посланную небом.

Спустя немного времени мужчина попытался починить диван, но усталость свалила его; пришлось потушить свет и лечь. Он долго лежал без движения, о чем-то тягостно раздумывая. Потом закурил. Была уже ночь. Поколебавшись, он взял трубку и набрал знакомый номер. На том конце раздался веселый голос и долго тараторил без умолку, пока, наконец, он не решился заговорить.

Герда ходила взад-вперед по комнате, заложив худые руки за спину. Она размышляла.

Мужчина задумчиво следил за ее шагами.

– Что происходит? – внезапно остановившись, спросила она.

– Ничего. Я люблю тебя.

– Ты мне что-то недоговариваешь!

Последние несколько дней он почему-то выглядел усталым и подавленным. Можно было грешить на ежедневный изматывающий секс, однако она всем телом ощущала тяжесть его мыслей.

– Ты чем-то расстроен? Я виной? Понимаю… Как снег на голову… Не расстраивайся. Надо скорей куда-нибудь уехать и переждать, пока улягутся страсти. У тебя есть мысли на этот счет?

– У меня… Я пока не могу. У меня друг в больнице.

– Хорошо, я могу подождать.

– Ира… – он неуверенно посмотрел на свою неожиданную избранницу, – А не случится ли однажды так, что ты уйдешь в ночь – и не вернешься?

Герда ждала этого вопроса. Она и себе не позволяла на него ответить. Однажды это случится, но он не должен знать об этом! Она – не человек. Это сначала вкусно, как экзотический плод, а потом вызывает оскомину и желание пить простое молоко.

Она прикрыла глаза, чтобы он ничего не смог прочитать в них.

– Глупые вы, мужчины. Мне хорошо с тобой. Не позволяй бессмысленной ревности править тобой. Все будет, как надо!

Шесть – Марфа, я все разведала! Они улетают в свадебное путешествие! – Машка шваркнула на журнальный столик бумажку с номером рейса. – Эта сучка свела его с ума, определенно. Ну, только попадись мне на глаза… Знаешь, я несколько раз караулила у их дома, но она никогда не выходит на улицу!

После этого подруга скрючилась на диване, кусая пальцы.

– Дай мне выпить немного.

– Прекрати пить! Ты постоянно только и делаешь, что квасишь у меня. Подумай о ребенке!

– Дай выпить сейчас же, или у меня будет нервный срыв!

Я поставила перед ней рюмку с коньяком:

– На, только успокойся.

– Какое – успокойся! Я полечу с ними инкогнито. Хоть к черту на рога! Подкинешь мне денег на поездку? Это вопрос жизни и смерти.

– Нет у меня никаких денег.

– Продай джип!

– С ума сошла? К тому же он теперь битый.

Она тяжело засопела; я поняла, что сейчас начнется истерика.

– Ладно, я бабки найду в другом месте. А ты мне больше не подруга! Тебе наплевать на меня и на мою жизнь!

Мне осталось лишь тоскливо наблюдать, как она одевается в прихожей. Может быть, для того, чтобы никогда больше не вернуться? Сердце сжалось от несправедливых обвинений:

– Ладно. Но мои запасы тоже не резиновые… Мне нужно на что-то жить в старости, ты же знаешь, что я уже не смогу устроиться на работу.

– Марфочка!

– И зачем тебя несет с ними? Я не могу позволить тебе сделать то, что ты собираешься!

– Я не буду никого убивать… Я тогда в шоке была. В общем… мне надо быть там. Хочу убедиться в том, что он ее действительно любит!

– Ну, убедишься. И что потом?

– Не знаю, Марфа… Я не верю, что у них по-настоящему. Такого просто не может быть, после той душевной близости, что была у меня с ним!

– В жизни все бывает, малыш. Новая близость может вытеснить старую, если новые эмоции – более яркие и сильные. Может быть, он еще вернется к тебе. Так резво уйти можно, только поддавшись роковой страсти. Но влечение иногда быстро проходит, ты же знаешь по себе. Вот увидишь – он попытается вернуться! А примешь ты его или нет – это уже тебе решать.

Я не поверила Машке, когда она сказала, что хочет просто проследить за ними.

Нет, одну ее отпускать никак нельзя! Что делать?..

Дурные мысли всю ночь не давали мне покоя, а под утро накрыло цунами приступа – поточив когтями дверной косяк, я сделала хозяйскую лужу перед входной дверью. Кто сказал, что кошки женского пола не метят территорию? Еще как метят, особенно, если в квартире живет несколько особей. Мурзилка долго недоуменно нюхал мою лужу, а потом пытался зарыть ее, безуспешно скребя лапами по ковролину… А я уже спала – после приступов меня срубало начисто.

Странно, но в аэропорт Ник прибыл в гордом одиночестве, с одной спортивной сумкой через плечо. Я долго, недоумевая, следила за ним из-за колонны, но никакой женщины рядом с ним не было.

Ту же растерянность я прочла на лице у Машки, которая неумело закамуфлировалась под бабку из глубинки и выглядела совершенной идиоткой.

Я сидела почти в хвосте, в коричневых очках на пол-лица и вязаной шапочке, надвинутой на лоб. Прикрытием мне служила газета "Спид-инфо", купленная в аэропорту. Я с упоением читала приколы народа российского, не забывая, однако, поглядывать на проходящих пассажиров. Машка следила за своим Никитой, я следила за Машкой, а в результате его баба так и не явилась! И чего я тогда вообще приперлась сюда? Сколько раз зарекалась, блин… С этими мыслями я задремала – полет был ночным, а я уже не девочка.

Через час что-то во мне проснулось. Я чувствовала непонятную тревогу, но осознать ее не могла. В иллюминаторах темно, свет в салоне притушен. Кое-кто вполголоса переговаривался, остальные читали, включив лампочки, или спали. Самолет летел, приближая пассажиров к их цели; а цели у всех были разные. Куда и зачем летят все эти люди? Знают ли они, что их ждет в конце пути? Я вот, например, этого совсем не знала.

Все было тихо и спокойно. Однако напряженная струна в моем теле пела все громче, исполняя концерт Чайковского, allegro moderato. Я тревожно зашевелилась в своем кресле, словно пытаясь освободиться от невидимых пут, но кошачье шестое предчувствие уже не отпускало меня.

– Где мы? – спросила я стюардессу, которая, как привидение, пропорхнула мимо с подносиком.

– Карельский Перешеек. Не хотите минералочки? Ой, что с вами?..

Я поняла, что плачу. Мне почему-то стало жаль стюардессу – симпатичную и молоденькую, но я еще не могла понять – почему.

– Все в порядке! – я деревянно улыбнулась, чувствуя, как шевелится кончик моего хвоста.

Привидение улетело.

Самолет ровно гудел, несясь в ночи на север. Мозг уже краем коснулось затмение, я стала погружаться в состояние стресса. Потом вдруг вспомнила, что лучшее средство снять напряжение – сходить пописать. Только после этого можно принимать важные решения, и вообще – думать. Я стала расстегивать ремень, и тут увидела, как к хвосту поспешно пробирается Машкин жених. В руках он держал сумку.

Он торопливо скрылся за портьерой. "Видимо, его путь тоже лежит в туалет – мелькнула у меня умная мысль, – Но зачем ему там сумка?" Я привстала, но неожиданно заметила, что, чуть приотстав, за ним в полутьме салона крадется Машка. Вид у нее был самый зловещий, и я не на шутку перепугалась. Час от часу не легче! К струне в моем адском концерте прибавилась еще одна, высокая и надрывная. Теперь в организме бушевал целый оркестр недобрых предчувствий; вот уже низко заныл орган, от которого вибрировал желудок. Я в страхе оглянулась – не слышит ли кто?

Но соседи по ряду безмятежно спали. Я с ненужными извинениями пробралась в проход и кинулась к туалетам. Поздно – дверцы уже закрыты. Проклятье! Где они? Чтобы не маячить понапрасну, пришлось зайти в единственную свободную кабинку. Только я захлопнула за собой дверь, как взревело… Теперь это был второй концерт Мендельсона для фортепиано с оркестром, allegro appassionato, от которого волосы встали дыбом…

В этот момент самолет резко тряхнуло. Потом еще раз… Раздался какой-то странный звук, и наступило adagio, как будто разом выключились все моторы.

Самолет быстро и тихо падал, содрогаясь огромным беспомощным телом. Сквозь громкий стук собственного сердца я слышала, как ужасно кричали люди в салоне, но дверь в туалет заклинило, и мне ничего не осталось, как сжаться в комок на унитазе, закрыв голову руками… "Смерь на унитазе, – горестно подумала я, – Над резервуаром с человеческим дерьмом – неужели это именно то, к чему так долго вела меня судьба, через радости и страдания?!" Пилоты все еще пытались выровнять машину, чтобы как-то посадить. Через некоторое время послышались резкие звуки, сопровождаемые мощными толчками – наверное, лайнер несся по верхушкам деревьев, срезая их, словно "Gilette", бегущая по подбородку мужчины… Потом раздался жуткий скрежет, и сильнейший удар подбросил меня вверх. Я ударилась многострадальным телом о потолок и потушила свечи.

Ночь. Солнце еще ворочается во сне, где-то за горизонтом. С северо-запада быстро наступают облака, затягивая звезды. Темно и холодно. Отломанный хвост покоится, как гроб хрустальный, на куче поваленных деревьев.

Я села. Голова гудела, словно потревоженный улей. Вздохнула всей грудью свежий воздух и закашлялась – наверное, отбила легкие. Место падения мрачно обступила низкорослая, утопающая в снегу тайга. В двухстах метрах севернее догорал самолет. Предутрие было сковано морозом, колючий ветер со снежинками быстро привел мои мозги в чувство.

Дверь в туалет вылетела от страшного удара, я теперь сидела на ней, медленно коченея.

Наверное, от этого и включилось сознание. Думается, тело мое основательно побито, однако мороз сыграл роль анестезии, и жить вполне можно. Я оглянулась – рядом смутно чернели еще какие-то тела, словно тарантулы, разбросанные на сером ватмане. Я подползла к ближайшему – это была Маша. Изо рта у нее тихо курилось – жива!

После осторожного похлопывания по щекам Машка открыла глаза.

– Где я? – спросила она.

– Отель пять звездочек. С приземлением вас, сударыня! – невесело ответила я и потащила ее к хвосту – все-таки помещение, какое никакое. Все были в шоке, и, может быть, поэтому не замерзли сразу. Я посадила Машку на уцелевший унитаз и прислонила к стенке, как куклу. Она вытаращила мутные глаза:

– Марфа! Это ты?! Или у меня предсмертный глюк?

– У тебя болит где-нибудь?

Вместо ответа она дотронулась до груди и снова опустила веки. В нескольких метрах послышался слабый стон. Пожилой мужчина елозил по снегу на карачках, растерянно шаря одной рукой по сторонам; вторую он прижимал к себе, кривясь от боли. На лбу у него виднелась глубокая царапина, из которой сочилась кровь.

– Мои очки… Где мои очки? Боже, холодно-то как!

– Дед! Какие, к черту, очки? Благодари Бога, что вообще жив остался!

– Еще неизвестно, к лучшему ли это! – раздался сердитый баритон. Я испуганно оглянулась.

Прямо за моей спиной стоял Никита, яростно растиравший себе уши – шапки на нем не было.

Он ошарашено уставился на меня:

– Марфа? А ты что здесь делаешь?! О Господи, я только что видел Машку. Я уже ничего не понимаю! Как вы оказались в этом самолете?

– А, Машка отдыхает. Несколько ушибов, и, кажется, перелом ребра. Все очень просто – она следила за тобой.

– А ты за кем следишь?

– За ней… Черт! Кажется, она хотела грохнуть твою любовницу. Я не имела права выпустить ее из-под контроля. Но любовница так и не явилась, чему я очень рада. Кстати, ты знал, что твоя невеста лежала в больнице?

– Да… Хотел приехать – не посмел… Я урод, но ничего не могу изменить. Это сильнее меня.

Ты не бросай ее, ладно? – он виновато опустил глаза.

– Бедная Машка… Только оклемалась, и вот опять вся побитая. А почему ты один?

– Я не один. Моя женщина – со мной.

– Но ты садился без нее! Или она летит отдельно?

– Она летела в моей сумке… Пойдем, я тебе все покажу…

Я открыла было рот, но так ничего и не сказала. "Расчленил!" – пронеслось в голове.

Мы подошли к обломку хвоста, рядом с которым, с подветренной стороны, что-то темнело. Я нагнулась, присмотреться. Нет, не может быть…

На толстом шерстяном шарфе лежала абиссинская кошка, в полной отключке. На оскаленной морде у нее запеклась кровь, глаза были наполовину затянуты пленкой. Абиссинка едва дышала, было видно, что одной лапой она уже там.

Глядя на беспомощную Герду, я испытала ряд самых противоречивых чувств.

Не хитрая ли Бастет сохранила кошке жизнь, видя столь рьяное служение ее воле? Каждый молится своим богам, как может. Она, видимо, молилась особенно усердно, но кто же из небесных подбросил мне это полумертвое существо, уже успевшее еще наломать дров? Неужели это именно она отняла жениха у Машки… Горечь в глазах Ника неподдельная – успела-таки, видно, нырнуть глубоко в его тело. Много ли мужику надо? Подлая кошка не сумела добраться до меня, и чья-то игривая рука направила ее так, чтобы укусить с другой стороны, там, где никто и не ожидал.

Не так я думала встретить своего старого врага! Мне казалось, что это произойдет неожиданно, но в открытом бою, нос к носу, глаза в глаза… В бою, исход которого не определен, однако противники честны в своем противостоянии. Но коварный виток судьбы – и враг лежит, бессилен, в ожидании высшего – моего – приговора. И теперь достаточно одного движения, чтобы покончить разом со всеми неприятностями. Она все равно умрет. Надо просто оставить ее в лесу… Как ущербного младенца… Не марая рук и совести.

Неожиданно в голове моей завизжали струны, подозрительно напоминающие кошачьи вопли. Я даже пошатнулась – так сильно частоты навалились на мозг… Скрябин? Шнитке? Новая опасность?..

Будто кто-то подслушал мои мысли и выразил свое многострунное возмущение. Приложив ладони к вискам, словно это могло помочь, я испуганно оглянулась. Однако люди на меня даже не смотрели, все столпились, разглядывая эту странную кошку, которая едва дышала, лежа на клетчатом шарфе своей очередной жертвы.

Подумать только, ешкин кот! Злодейка-судьба лишила меня заботы о родных и близких. Зато теперь я должна буду оберегать своего собственного врага; это все равно, что холить и лелеять бомбу, заранее зная, что однажды она взорвется у тебя по ногами. Может быть, это очередное испытание? И вся наша жизнь состоит из череды испытаний, усложняющихся по мере их преодоления? Наверное, проще вообще ничего не преодолевать… Живут же люди веками в предгорьях, не стремясь к вершинам. Потому что знают – там, наверху, не выжить. Теперь и я точно знаю – в горы лезут только дураки. Та же странная порода людей, которая находит себе приключений, особенно и не ища их; приключения просто сами так и роятся вокруг их задницы, выжидая удобного момента.

"А она все же красавица! – вдруг подумала я. – В любом обличье. Может быть, это тоже ее тайное оружие? И я просто покупаюсь, как Ник. Мало у кого поднимется рука на красоту! Перед красотой меркнут дурные мысли и опускаются мечи. Может быть, это просто разновидность мимикрии? У ее обладателя всегда есть преимущество – фора во времени. Пока все пыжатся, стараясь ей понравится… А что еще нужно, чтобы поступить по-своему? И, кажется, она это знает, рыжая стерва… Хотя она и в коме… Но меня ей не провести! Кажется, надо заканчивать с этим делом".

Я задумчиво смотрела на абиссинку, ничем не выдавая своих грязных мыслей. Я чувствовала, что способна поставить точку, но что-то мне мешало. Совесть ли? Странная музыка внутри или неизученный русский ген сострадания убогому? Проклятье… Мне стало вдруг не по себе. Неужели я способна на умышленное убийство? Правда, одно дело – подумать о чем-то, и совсем другое – сделать.

Конечно, плохо думать – тоже зло, но мои мысли крутятся в замкнутом пространстве и недоступны никому. Нельзя же осудить человека за то, что не сделано!

Успокоив себя таким образом, я вздохнула. А вздохнув, поняла, что не причиню ей вреда, пока она в таком состоянии; это просто выше моих сил. Наверное, надо уметь быть жестче, тем более в такой критической ситуации, как сейчас. Но что-то мне подсказывало – я должна избегать простых решений.

Облегчение от того, что не надо ничего предпринимать, было не сравнимо ни с чем. Я расслабилась и тут же почувствовала, как струны в моей голове приутихли, тревожные взвизгивания отползли, как волна, уступив место чуть грустной, но светлой мелодии. Словно кто-то прочитал мои последние мысли и успокоился, видя, что я на правильном пути. Ну, значит, так и будет…

Я взглянула на несчастного Ника:

– Ты не особенно удивишься, если я скажу, что знаю ее? Это Герда… Опасная штучка… Как она здесь оказалась?

– Какая еще Герда? Это – Ира, моя женщина. Потом тебе все объясню… Я пронес ее кошкой, она специально выбрала ночной рейс. Перед самой катастрофой мы ушли в хвост самолета по ее просьбе – она очень волновалась, словно что-то предчувствовала. Чтобы не выглядеть дураком, пришлось зайти в туалетную кабинку…

– А Машка пошла за тобой! Я не знаю, что было у нее на уме, но благодаря этому она осталась жива. И я, кстати, тоже.

– Марфа, Ирина сейчас в коме. Скоро она превратится в женщину. Каждый день в полночь она становится кошкой и исчезает, а в шесть утра вновь возвращается к человеческому обличью.

Наступает утро, и я не знаю, что делать!

– Только не удивляйся, но я хорошо знакома с твоей дамой сердца, Ник. И, наверное, ты нашел в ней то, что нужно мужчине. Но берегись – она умна, коварна и крайне опасна! Она для чего-то использует тебя, и я еще не знаю, для чего. Наверное, даже хорошо, что теперь она в таком состоянии.

Ее появление на горизонте не кончится ничем хорошим. А где ты ее нашел?..

Никита рассказал мне историю своей встречи с женщиной-кошкой. Итак, картина с трудом, но уложилась в моем помятом сознании. Значит, это действительно Герда отбила Машкину любовь… Вот дела. И когда только успела?! А если бы подруга тогда не позвонила в милицию, абиссинку бы не арестовали, она бы не сбежала и не забилась в подъезд, и мимо не прошла бы жилетка в виде спешащего на работу мужчины, и… Бедная моя Машка!

– Что здесь происходит? – легка на помине, она возникла неслышно. Стало ясно, что она почти все слышала и теперь в ужасе смотрела то на Герду, то на своего жениха.

– И это – моя соперница? Ник, ты в своем уме? Бросил меня – ради вот этого?.. Этой?.. Господи, я просто не нахожу слов!

Никита молчал, опустив голову.

– Так вот, значит, в чем дело. Ты променял меня на эту тварь! Дайте, я размозжу ей башку!

Машка схватила камень и бросилась лежащей к кошке. Ник еле успел преградить ей дорогу:

– Ты не сделаешь этого! Она без сознания. Только тронь, и…

– И что?

– Маша, прекрати! – я схватила подругу за плечи, – Какая теперь разница, кто и что… Нам сейчас надо думать, как не сдохнуть в лесу, а вы тут базар устроили!

После этой фразы все словно очнулись.

– Действительно! – сказала Машка, с силой швырнув камень в лес, – Время работает против нас. Итак, что мы имеем? Один старичок плюс две бабы, две из которых дружат друг с другом, но ненавидят третью – взаимно, две, но не те, первые, а другие – любят одного мужика, который любит одну, но имеет вторую, которая и не баба вовсе, и поэтому…

– Кажется, я замерзаю… – тихий голос прервал ее затейливую тираду.

– Потерпи, дедок! Сейчас все в одинаковом положении.

– Я не дедок! Я – профессор! – старик воинственно блеснул единственным стеклом от очков, которые все-таки нашел.

– Это очень ценно, особенно сейчас! – заметила Машка.

– Прекрати наскакивать на людей! – зловеще сказала я. – Оглянись вокруг, мать твою! Мы потерпели катастрофу, и надо думать, как выбираться из этой передряги. Лучше давайте-ка сообразим костерок, или мы здесь дадим дуба от мороза, выясняя отношения!

Все молча, не глядя друг на друга, стали собирать валежник. Профессор притащил из хвоста клочки туалетной бумаги, благо, ее было в изобилии. У Ника нашлась зажигалка и мы быстро разожгли ветки, а ветер вскоре помог раздуть большой костер. Стало потеплее, однако вопрос с одеждой остался открытым. Ник попытался руками отодрать часть мягкой обшивки, но у него ничего не получилось. Чертыхаясь, он вернулся к костру. Кошку подтащили к огню, и больше Ник не отходил от нее, опасаясь, что Маша исполнит свою угрозу. На него было жалко смотреть – душа его металась между двумя женщинами, одна из которых люто ненавидела другую.

Я подошла к нему:

– Никита, ты в курсе, что твоя новая избранница – убийца и сбежала из-под ареста?

Он недоверчиво посмотрел на меня, потом на Машку:

– Как это может быть? – голос его дрогнул.

Я вкратце описала историю убийства детектива. Ник слушал, молча кусая губы.

– Я не могу в это поверить… – вид у него стал совсем растерянным.

– Придется, дорогой! – это уже Машка. Она откровенно торжествовала.

– Как она могла это сделать? Ведь почти всю ночь она – кошка.

– И когда же ты успеваешь спать с ней, Никитушка? – не удержалась Машка. Из глаз ее вдруг потекли слезы обиды.

– А зачем вы следили за Ириной?

– Это наши дела… И напрасно ты называешь ее Ириной, ее настоящее имя – Герда. Она кошка, и стала человеком только благодаря кое-какому колдовству. Я не буду сейчас вдаваться в подробности, но тебе удалось попасться в сети крайне враждебному существу… Ты зря связался с ней – говорю тебе, как человек, слишком хорошо ее знающий. Твоя жизнь может быть в опасности!

– Ты ошибаешься… Даже если она и кошка, она никому не желает вреда…

– Ты слишком доверчив. А от нее всегда были только одни несчастья, – заметила я.

– Неправда, – Ник повысил голос, – я счастлив с этой женщиной!

– Она полуженщина! – закричала Машка. – Зачем она тебе?! У нее никогда не будет детей, а я беременна!

– ТЫ?!

– Да, уже три месяца! И это твой ребенок!

Он изумленно уставился на свою бывшую невесту…

Никите с трудом удалось взять себя в руки – новость сразила наповал. Было видно, что он хочет подойти к ней, но не решается сделать этого. Я представляла, каково у него сейчас на душе.

– Хорошо. И что вы предлагаете? Еще немного – и она станет человеком, лежащим без сознания. Вы убьете ее? Очень удобный момент, кстати – свернуть ей шею прямо сейчас!

Я подумала, что он прав, как никогда. Однако, чувствуя, что сейчас мы все перегрыземся, неуклюже решила развеять обстановку:

– Интересно, от чего мы помрем раньше – от голода или от холода?

– Вообще-то, я полагал, что нас будут искать! – вякнул профессор.

– Да, если в стране есть лишний керосин! – угрюмо сказал Ник, – Может, сходим к самолету?

Вдруг там что-нибудь осталось? Нам нужна еда и хоть какая-то одежда.

Мы с Машкой поежились. Нам вовсе не хотелось отходить от костра, да и при мысли об обгорелых трупах, которые там наверняка были, кидало в дрожь. Повисло тягостное молчание.

– Ладно. Мы с профессором сейчас сходим. Как ваша рука?

– Кажется, очень сильный ушиб. Надо сделать перевязку, а в остальном я в порядке.

Подруга нашла какой-то вогнутый алюминиевый обломок и мы решили вскипятить в нем снег, чтобы немного согреться изнутри. Пока снег таял, шипя, мы присели на поваленную елку. Она исподлобья взглянула на кошку, потом на часы:

– Через час она Превратится. – Машка внимательно посмотрела мне в глаза.

– Нет! Каков бы не был враг, мы не имеем право. Она же абсолютно беззащитна сейчас.

Человеки мы, или где?

Семь Мужчины вскоре вернулись, хмурые, таща какие-то вещи.

– Живых там нет никого… Ужас. Основная часть самолета еще горит, к ней близко не подойти.

Странно, что нет никого из спасателей. Огонь видно за версту!

Мы без особой надежды подняли головы. Был уже шестой час, но небо оставалось темным и недобрым, из него валил крупный снег, быстро засыпая следы катастрофы.

– Да… Погодка-то нелетная. Я думаю, сегодня нам помощи лучше не ждать.

– Откуда эта одежда? – спросила Маша, ощупывая слегка прогоревшую в нескольких местах шубу, которую держал старик. Сам он был одет в женское пальто с воротником из чернобурки.

– Валялась… – пробормотал он, пряча глаза, – И вот еще что я нашел – наверное, это из кабины пилотов. – он протянул руку. На ладони лежал небольшой черный пистолет. Все посмотрели на него, как на спящую змею. Ник забрал его себе и спрятал в карман.

Мне досталась дубленка с капюшоном, короткая, но теплая. На дубленке были следы крови, но я старалась не смотреть на них.

– А есть что-нибудь из еды? – робко спросила Машка.

– Еды никакой мы не нашли. Попробуем подстрелить кого-нибудь, если удастся. У нас теперь есть оружие!

– Из этой игрушки? – усмехнулась я. – Ой, я вас умоляю!

– А что ты предлагаешь? Погода испортилась, мы можем проторчать здесь несколько дней!

– Что, прямо в лесу? Может, здесь есть по близости населенный пункт? – робко спросил профессор.

– Может и есть. Только у нас нет карты, а отходить от куска самолета, хоть и с дерьмом, я бы не стал. Во-первых, хоть какая-то защита от ветра, а во-вторых, лучше не удаляться от места происшествия. Иначе нас точно никогда не найдут!

– Прекрасно, зато найдут наши закоченевшие трупы! – Машка, похоже, опять стала впадать в истерику.

В вялых пререканиях прошло полчаса. Снег валил пуще прежнего, и поддерживать пламя костра становилось все труднее. Я чувствовала, как у меня бурчит в животе, но старалась не ныть, зная, что и другим не легче. Ветер стал еще злее и пробивался даже сквозь дубленку.

– Надо сделать стенку из снега, чтобы отражалось тепло, – сказала я, – это старый охотничий прием. И положить пару больших стволов, чтобы горели до утра. Тогда мы не замерзнем!

Все с ретивостью принялись за дело, и на некоторое время воцарилось перемирие. Потом мы сидели, кто на чем, сбившись в кучу, и тупо глядели на языки костра.

– Эх, отбивную бы щас… – прошептала я, облизнувшись. И вдруг насторожилась. Я ясно расслышала какой-то звук и зашипела:

– Тише…

Все с надеждой переглянулись.

– Вертолет? – спросила Машка.

– Нет… Это… О, кошмар, это волки! Они приближаются!

Теперь и все услышали заунывный волчий вой. Машка задрожала всем телом, и они с Никитой инстинктивно прижались друг к другу. Это не ускользнуло от меня, но я промолчала.

– Какой ужас! – сказал старик, вздыхая. – Они сейчас найдут самолет, а там лежат люди…

– Может, не подойдут, пока он горит? Волки не любят огня и технической вони.

Вой приближался.

– Никита, будьте добры, приготовьте свой пистолет, он нам может скоро понадобится! – не выдержал профессор.

– А с чем мы будем потом охотиться? Народ, побережем патроны, ибо у меня есть идея получше. Волков я беру на себя!

– А не слишком ли вы самоуверенны, женщина?

– Я поговорю с ними. Все будет в порядке.

Все посмотрели на меня. Ник и дед с недоумением, а подруга – с надеждой.

– Она сможет, – прошептала Машка. – Звери ее обычно слушаются!

Волки неслышно вступили в освещенный круг и остановились, опустив хвосты. Их было четверо, вид у них был свирепый и замерзший. Все они были молоды, судя по белым клыкам и отличной шкуре. Я вышла вперед, и их дикие взоры обратились на меня.

– Ну что, гости дорогие! Подходите к нашему огоньку, присаживайтесь! – затараторила я на всеобщем диалекте. – Угостить вас вот только нечем, к сожалению.

Волки все так же молча смотрели на меня.

– Э-э-э… Ну, что скажете? Как жизнь лесная-лохматая? Погодка нынче хреновая…

– Похоже, она над нами издевается! – очнулся первый волк и посмотрел на собратьев.

– Точно! – подтвердили они и придвинулись на полшага.

– Угостить, говорит, нечем? А?

– Хы! Шутница!

Волки дружно заржали и ощерили пасти. Я услышала, как щелкнул предохранитель.

– Ой, волки.. Вы че, волки?! Русского языка не понимаете?! Сучьи дети! Ник, стреля-а-а-ай!

Это был мой последний вопль. Но Никита неумело водил дулом пистолета, боясь попасть в меня, так как я заслоняла зверей своим телом.

Не мешкая более, самый ближний волк бросился и повалил меня на снег, пытаясь добраться до горла. Остальные выжидали исхода, оживленно перерыкиваясь, и явно развлекались. Я изо всех сил пыталась оттянуть его вонючую пасть от себя, уперевшись в шею руками. Наконец, раздался выстрел, но неудачно – пуля прошила снег в полуметре от моей головы. Я выругалась; трое волков отскочили, однако мой потрошитель не отступал, геройствуя. Сейчас они были похожи на банду ночных подонков, напавших на мирных прохожих. Зубы зверя уже клацнули у самой шеи. Моментально отлетели пуговицы, раздался треск разрываемой материи… И когда я с тоской подумала, что конец уже близок, волк неожиданно отпрянул и растерянно сел на хвост.

– Что это у тебя? – изумленно спросил он.

– Где?

Я оглядела свое измятое тело. Тут только до меня дошло, что волк пристально рассматривает клык на цепочке, который во время борьбы выбился из-под одежды.

– Ник, опусти пистолет! – закричала я, видя, что он собирается прикончить молодого мерзавца.

Волк придвинулся и осторожно понюхал мой талисман.

– Приношу свои извинения… Вспылил… Был не прав!

Остальные чмошники понуро подошли, многоголосо извиняясь.

– В чем дело, бандюги? – сказала я, отряхиваясь. – У вас был голос свыше?

– Это зуб нашей матери! – хором прорычали волки. – Простите нас! Мама рассказывала о Вас так много хорошего…

– А где она?

– Примерно двадцать километров отсюда к западу. Ее угодья рядом с пустой охотничьей избушкой, на берегу длинного озера…

– Боже, не мою ли избушку вы имеете ввиду?! – Я вскочила. – Вы можете нас туда проводить?

– Можем, можем, – закивали волки, улыбаясь, – но скоро начнется снежная буря, мы предчувствуем ее. Надо поторопиться! Мы будем показывать Вам наиболее удобную дорогу, а заодно охранять.

– Слышали, что он сказал? Тьфу, черт… В общем, перевожу – в ближайшие дни непогода усилится и помощи нам будет ждать неоткуда. Они отведут нас к домику, в котором полно еды! И баньку истопим… Короче, если нет возражений – выходим прямо сейчас.

При словах "еда" и "банька" возражения стухли на корню. Все встали и стали разминаться, предчувствуя долгий нелегкий путь.

– Давайте уж быстрей! А то скоро нас занесет так, что уже не выберемся…

– Подождите! – крикнул Никита. – Ирина… То есть Герда… Она превратилась!

Мы подошли к ней. К счастью, абиссинка лежала в шубе и полной зимней экипировке – никогда не знаешь, во что оденет Превращение. На сей раз ей повезло… Все молча смотрели, как снег падает на бледное лицо женщины и неохотно тает. Она по-прежнему была без сознания.

Машка пристально вглядывалась в ее лицо. Не знаю, какие чувства сейчас посетили ее.

Безусловно, Герда была намного красивее и изысканнее, даже сейчас. А что еще нужно женщине, чтобы вызвать стойкую ненависть своей сестры?

– Ну, что вы стоите? Надо придумать, как ее донести! Или вы собрались бросить ее здесь? – Ник обвел нас тяжелым взглядом.

– Полагаю, надо очистить пару тонких стволов и перевязать их веревкой. Придется крутить из нижнего белья… Сделаем носилки, понесем по двое с каждой стороны, – предложил старик.

– Молоток, профессор!

– Еще чего, – буркнула Машка. – Стану я тащить эту тварь! И вообще я – беременная, если ктото забыл, и у меня сломано ребро!

– Ладно, – вмешался Ник, покраснев. – Я понесу за двоих.

– Придется шагать как можно быстрее и без остановок, чтоб не окочуриться от холода, – предупредила я. – Волки будут вести нас по замерзшей реке, так легче идти. Снега там, небось, по колено, но на сегодня ничего лучшего я вам предложить не могу…

Восемь Мы шли весь день, сделав по пути только одну остановку, чтобы разжечь костер и отогреть конечности. Снегопад усилился, ветер завывал, как безумный дракон. Видно ничего не было, и если бы не волки, трусившие впереди, мы бы заблудились в первый же час. Я чувствовала, что у меня отмерзает нос; о щеках вообще старалась не думать, уповая только на то, что лицо – самая морозостойкая часть тела. Никто не жаловался – стоило лишь открыть рот, как туда тут же устремлялся снег. Ник очень переживал за Герду – в ней еле теплилась жизнь, температура была явно ниже нормы. Я решила, что до избушки мы ее не донесем, и считала это самым лучшим исходом для нас и для нее.

К вечеру показались знакомые места. Волки попрощались и исчезли, сказав, что им нужно найти мать.

Все воспряли духом, увидев занесенную снегом баньку и домик невдалеке. На шатающихся ногах я подошла к двери – даже моя записка была цела, приморозившись к замку. Петли пришлось выламывать ломом, лежащим под крыльцом.

– Слава Богу – дома! – воскликнула я. – Так, снег в горницу не тащите, вон веник в углу.

Профессор, помогите мне растопить печь!

– С удовольствием, мадам. А позвольте вас спросить – на каком это вы языке разговаривали с волками?

– Эсперанто, профессор. А вообще, долго рассказывать. Хотя, судя по всему, у нас впереди еще масса времени! – улыбнулась я.

Внесли Герду и осторожно положили ее на холодную печь. Она еще дышала, но лицо у нее было безжизненным. Никита горестно склонился над ней, пытаясь растереть бледные щеки.

– Ник, займись лучше ногами! – сказала я. – Щеки потерпят.

– Я думал, вы все здесь желаете ей смерти! – зло сказал он, однако последовал моему совету.

– У меня где-то был спирт, надо поискать…

Я зажгла керосиновую лампу, и все с любопытством начали разглядывать мое жилище.

– Это егерская избушка, – пояснила я. – По необыкновенному стечению обстоятельств я здесь жила почти полгода… Комфорта никакого, но при нынешнем положении о лучшем не приходится и мечтать.

– Просто потрясающе! – дед сноровисто откалывал щепки от полена. – Теория вероятности отдыхает!

– Отчего же! Я собиралась вернуться сюда к Новому Году, правда, в гордом одиночестве, но даже и предположить не могла, что свалюсь сюда прямо с неба… Кстати, а какое сегодня число?

– Двадцать пятое декабря, если не ошибаюсь.

– Значит, всего через пять дней у нас великий праздник? Вот вам, бабки, и Юрьев день…

– А что, по-моему, у нас замечательная компания!

Повисло неопределенное молчание. Слышно было только, как завывает ветер за окном и тихо потрескивают щепки в печи.

– Если я правильно понял, – сказал профессор, – вы здесь все знакомы друг с другом?

– Да, знаете ли. Это тоже уникальное стечение обстоятельств. Как будто кто-то свыше водит нас за ниточки, сталкивает друг с другом и смотрит, что из этого получится. Я думаю, и сюда он всех нас привел неспроста!

– Этот кто-то – настоящий садюга… – прошептала Машка, однако все ее услышали.

Ник снял со стены мое ружье.

– Оставь его в покое! – резко сказала я. – Ты чуть не прострелил мне башку из лучших побуждений, так что держись от оружия подальше. Кстати, еды тут хватит на месяц, а если захочется свежатинки, я выйду на охоту, когда уляжется ветер. Маш, вот тебе фонарь – слазь-ка в подпол, вытащи чего-нибудь солененького! Никита, принеси еще дров из-под крыльца, а вы, профессор, начистите картошки. Вода в ведре.

– Марфа, а что будете делать вы? – ехидно спросил старик.

– А я буду руководить процессом. Вы что-то имеете против? – оскалилась я.

– Кстати, господа. А как быть с женщиной? Придется как-то кормить и убирать за ней. Я никогда не ухаживал за теми, кто в коме, но, к счастью, я не простой профессор! – он хитро улыбнулся.

– Вы – доктор?!

– Доктор медицинских наук, профессор Исаак Абрамович Петров – к вашим услугам!

Я увидела, как народ прячет улыбки, услышав фамилию.

– Док, вы просто чудо! – Ник протянул ему руку. – Никита Деловой, владелец издательского дома "Свинья и Сын" в Москве.

– Очень приятно!

Профессор невозмутимо склонился над Гердой, прислушиваясь к ее дыханию:

– Сделаю все, что в моих силах. Но мне понадобится помощь!

– Только скажите! – горячо заверил Ник.

– Я тоже помогу, – неожиданно для себя добавила я и поперхнулась, увидев Машкину физиономию.

– Что ж, похвально! – Машка с ненавистью взглянула на меня. Первый раз за всю долгую историю нашей дружбы я удостоилась подобного взгляда. – Значит, теперь ты с ней заодно? От меня помощи не ждите, лучше пристрелите сразу!

С этими словами она схватила фонарь и спустилась вниз. Старый еврей удивленно проводил ее глазами.

– Не обращайте внимания, доктор… Но хочу сразу всех предупредить – не оставляйте абиссинку одну. Кто-то все время должен дежурить, иначе Маша… В общем, вы понимаете.

Ник и очкарик согласно кивнули.

– Кстати, док, вам придется несладко. В полночь пациентка опять станет кошкой. Вы знакомы с ветеринарией?

Профессор развел руками:

– Я же сказал, что сделаю все, что смогу. За результат я не ручаюсь, к тому же здесь сомнительные условия для ухода за больными…

– Здесь есть аптечка, довольно убогая, но все же. Я видела там шприцы и глюкозу. И, кажется, стетоскоп…

– Этого, конечно, недостаточно. И я буду откровенен – скорее всего, ваша Герда долго не протянет – она слишком переохладилась, к тому же мы не знаем, насколько сильно повреждены внутренние органы. Но я попытаюсь.

– Отлично, док. Я хочу, чтобы моя совесть осталась чиста, хотя я и не пылаю любовью к этому существу. И имейте ввиду – если она вдруг придет в себя, будьте крайне осторожны. Она – враг.

– Чей? Ваш? – старик удивленно блеснул стеклом.

– Всего человечества!

– Достаточно того, что она – мой враг! – сказала Машка, вылезая из подпола с банкой огурцов. – Так что держите меня от нее на расстоянии!

Этим же вечером я надежно спрятала ружье, от греха подальше.

Девять Герда слышала и понимала каждое слово, но не могла ни ответить, ни пошевелиться.

Ей хотелось крикнуть, что она не враг, но губы не слушались ее.

Установка на месть исчезла из сердца Герды, как только проклятый Сосуд был утоплен, а сестры по крови похоронены очищающим водным потоком, вырвавшемся из недр песчаника. Осталась красивая и гордая женщина, аристократка, полная одиночества. Она добралась до Каира и осела там, постепенно приходя в себя. Одна Бастет ведает, как ей удалось справить себе документы, но внешность и ум сильно помогли ей остаться в хитром южном городе, а манеры и характер – не потерять самообладания при этом. Герде повезло устроиться на приличную работу в туристическом бюро; спустя какое-то время появились деньги, статус и возможность выехать за границу. Ей бы жить да радоваться, что судьба оказалась к ней столь милостива, но абиссинка затосковала. Она не могла теперь нормально жить ни среди людей, ни среди кошек. Днем она занималась обычной работой, ходила в рестораны, на рынки, выбирала в магазинах модную одежду, выслушивала предложения руки и сердца, а ночью превращалась в кошку и уходила на охоту, влекомая властным зовом крови.

Поэтому она не могла иметь ни семьи, ни друзей. Можете ли вы представить себе существо более несчастное? Не было ни единой живой души, которая бы могла понять ее, ведь все возможные друзья давно погибли в Бубастисе.

И Герда решилась на отчаянный шаг – отыскать меня, зная, что череда Превращений тоже не прошла для меня бесследно. Я единственная, кто мог понять и оправдать ее существование. Конечно, в прошлом мы были врагами, готовыми даже убить друг друга, стоило лишь представится такой возможности. Но мы остались живы – так было угодно Небу! И мы знаем худшие стороны друг друга, поэтому что может быть надежнее, чем союз двух бывших врагов? – так, возможно, подумала она, и в один жаркий октябрьский день купила себе билет на самолет… Может быть, на тот самый, на котором летела в Египет, нервно облизываясь от грандиозности возложенной на нее миссии…

Обнаружив в тот день за собой "хвост", Герда сильно обеспокоилась. Войдя в квартиру, она проверила замки, быстро поела и прилегла на диван, в ожидании Превращения. Каждый день, в двенадцать часов ночи, Герда против своей воли превращалась в кошку, а в шесть утра – обратно в женщину. Такая жизнь сильно утомляла ее, но поделать уже было ничего нельзя. Без пяти полночь она разделась, и, ежась от холода, залезла под одеяло. Ей было очень грустно. Марфа каким-то причинам не приехала, и, судя по тону последнего письма, крайне озлоблена. С этим тоже ничего нельзя было поделать, прошлое давило и тянуло за ноги, ощерив черную пасть. Очень расстроенная этим обстоятельством, Герда ждала Превращения, размышляя, как же ей теперь поступить. Написать еще одно письмо, в котором попытаться все объяснить? Но сначала надо разобраться, что здесь делает этот странный человек…

Через несколько минут кошка выпрыгнула в форточку (она специально сняла квартиру на первом этаже) и остановилась, чутко пошевеливая ушами и мерцая в морозном мраке потемневшими зрачками. Герда сильно мерзла зимой – у нее была короткая шерсть и худощавое тело, но оставаться в четырех стенах было выше ее сил, кровь манила ее на улицу. Кошка искоса глянула на машину, в которой сидел ее преследователь. Ничего, пусть подождет! Она хмыкнула и исчезла в темноте.

Возвращаясь домой около трех ночи, она с удивлением увидела, как из двери подъезда, оглядываясь, метнулся какой-то парень, оставив ее приоткрытой. Парень добежал до "Жигулей", дергано завелся и уехал. Почуяв неладное, Герда подошла к двери, задрав морду и усиленно нюхая воздух, пытаясь угадать возможную опасность. Потом она с осторожностью заглянула в слабо освещенное нутро подъезда и тут же отпрыгнула, раздув хвост от страха – прямо на лестнице, у двери в ее квартиру, неподвижно лежал мужчина. Кошка принюхалась – пахло кровью. Она сразу почувствовала, что мужчина мертв, хотя был еще совсем теплым. Подойдя к лицу, она с ужасом узнала человека – это был все тот же сутулый тип, что пил кофе в баре, согнувшись над чашкой, как марабу.

Кошка поспешно вернулась к своему окну и запрыгнула в квартиру. Что делать? Скоро здесь будет полно милиции, и к ней обязательно зайдут с вопросами, выяснять, не слышала ли она чегонибудь подозрительного. Внешность у абиссинки не совсем русская, могут и попросить документы.

Что делал этот мужчина в ее подъезде? Может быть, это милиция уже следит за ней? И какой-то тип убил милиционера, прах его побери!

Превратившись, женщина задумалась. Из этого жилища надо сматываться, здесь становится слишком жарко. Она заметалась по квартире с этой мыслью… Анубис, где же большая дорожная сумка, с которой она прилетела сюда? Шмотья было навалом, так как после каждого Превращения она оказывалась одета в новую одежду, иногда совершенно непонятную или откровенно клоунскую, словно кто-то свыше веселился от души. В шкафах уже скопились горы, но почти все придется оставить, ничего не поделаешь. Немного времени заняло уничтожение электронной переписки в ноутбуке, на всякий случай.

Днем к Герде зашел участковый, подозрительно глядя на разбросанные вещи. Он долго мучил ее вопросами, но в конце концов ушел. Оставшись одна, Герда приняла душ, сытно поела, еще раз проверила обе сумки – все ли нужное взято? Потом стала одеваться, и в этот момент в дверь раздался звонок. "Кто там?" – удивленно спросила она. "Откройте, вам телеграмма!" Посмотрев в глазок, Герда увидела там невысокого роста женщину с неприметным лицом, и открыла дверь. "От кого бы это?.." – только и успела подумать она, как двое дюжих омоновцев довольно нелюбезно втолкнули ее в коридор. Она что-то хотела сказать про адвоката, но так и не смогла раскрыть рта от испуга и неожиданности.

Может ли старый враг стать новым другом? Песочная кошка так и не узнала этого. Она никак не могла понять, почему подозрение в убийстве пало именно на нее. На первом допросе она хмуро молчала, не зная, как вести себя дальше. Алиби у нее не было, не могла же она сказать, что в момент убийства была на четырех лапах! Следователь напирал, требуя признания и угрожая длительным тюремным заключением. Он так смачно расписывал радости женской тюрьмы, и как такую красотку будут иметь камерные активистки, что Герда не выдержала и разрыдалась прямо за столом.

Следователь считал, что знает, как колоть красивых женщин. Он любезно поднес ей стакан воды, но гордая абиссинка отшвырнула его. Однако это не расстроило, а даже позабавило мента – он был уверен, что завтра она станет, как шелковая. Ее отвели в отдельную камеру, так как все остальные уже были основательно забиты мужиками. Поэтому не нашлось свидетелей тому, как Герда, обмотав руку одеялом, разбила стекло и через десять минут, Превратившись, выскользнула на свободу, слегка ободрав бока об ржавую решетку.

Минул еще день. Непогода все продолжалась, и мы весь день сидели взаперти, занимаясь кто чем. Ник и Маша сидели рядом, тихо переговариваясь. Я увидела, как он дотронулся до ее живота, и они оба улыбнулись. Я не знала, радоваться мне или огорчаться – ведь пока Герда жива, Ник вряд ли бросит ее. Однако и потрясающее известие о том, что любовница – убийца, а невеста носит его ребенка, не оставляло его ни на миг. Теперь Машка пользовалась каждой свободной минутой, чтобы укрепить в нем мысль о бесполезности его отношений с кошкой, основанных только на страсти. Он согласно кивал, но постоянно бросал взгляды на печь, и поэтому первым увидел это:

– Посмотрите-ка, док! Она открыла глаза!

– Так-так… – профессор быстро вытащил стетоскоп и сунул его в мохнатые уши. – Прекрасно!

Должен констатировать, что наш пациент обладает феноменальной, я б даже сказал – нечеловеческой живучестью… А ну-ка, скажите нам что-нибудь, уважаемая Герда!

Но женщина молча смотрела в потолок, не издавая ни звука. Профессор взял ее за руку, и та безжизненно повисла, подобно плети.

– Ну, что ж, и это прогресс. Человек мог проваляться в коме еще не один месяц, а она уже смотрит на мир!

Я подошла к кошке и заглянула ей в желтые глаза. Темные зрачки дрогнули, но не повернулись.

Однако в голове я вдруг уловила что-то подобное шепоту дождя. Кошачья телепатия? Я напряглась, пытаясь сосредоточиться, но слабый сигнал исчез, не успев оформиться в мысль.

К вечеру Герда уже могла принимать жидкую пищу, механически глотая содержимое деревянной ложки, которой ее кормил Абрамыч, осторожно поддерживая голову. Машка сидела у печки и молча шевелила там кочергой, будто происходящее ее не касалось. Лицо ее было мрачнее тучи – видимо, она надеялась, что Герда так не придет в себя, и все решится само собой. Теперь опасность возвращалась, а вместе с ней и новая волна ненависти.

Я уже боялась смотреть на Машку. И когда профессор попросил меня помочь переодеть Герду, я неожиданно грубо отказалась. Подруга с благодарностью посмотрела на меня.

День прошел спокойно и вечером все уснули, кроме доктора, который не отходил от необычной пациентки и время от времени делал какие-то записи в блокноте, бормоча непристойности по-латыни.

Утром все проснулись слегка угоревшие и вялые. Однако холодная водичка имеет просто уникальные свойства по пробуждению, и скоро мы оживленно переговаривались, готовясь к завтраку.

Я отодвинула занавеску и выглянула в окно:

– Люди! Кажется, ветер немного стихает. Правда, облака еще есть, но снег уже сыплется не так нахально. Похоже, вечером можно сообразить обещанную баньку, иначе мы тут все зацветем!

Все восприняли эту новость радостными кликами. Народ гуськом потянулся в туалет, вытаптывая глубокую тропинку в снегу. Когда все ушли, я подошла к Герде. Меня влекло не только недоброе любопытство – последние дни я чувствовала себя несколько странно, находясь рядом с ней.

Как будто в Герде был скрыт ответ на какой-то важный для меня вопрос. Душа моя разрывалась на части, и я не могла понять – отчего. Я тихонько позвала ее – на мгновение показалось, что она слышит меня, но она по-прежнему без выражения смотрела куда-то вверх. Однако меня опять посетило странное ощущение, что кошка мысленно ответила мне – на меня вдруг многоголосым шумом нахлынули тревога, симпатия, благодарность. Они были так причудливо смешаны, что я не смогла разобраться в их истинном предназначении, но общий мотив был теплым, баюкающим.

– Я не дам тебя в обиду! – прошептала я, наклоняясь к ее лицу. – Нас только двое таких в этом мире, и нам надо держаться друг друга.

Не знаю, что на меня вдруг нашло. И не знаю, услышала ли она меня, но я ощутила, как в моем мозгу, словно роза, распускается улыбка. Однако, когда я отошла, шумы в голове внезапно исчезли, словно я вышла из зоны гипноза. Я удивилась и с подозрением посмотрела на женщину. Теперь мозг снова стал ясен, я вновь была на стороне Машки.

В полдень Ник незаметно подошел ко мне, когда я уминала опару для хлеба.

– Марфа, ты не знаешь, где мой пистолет?

– Нет, а что?

– Ну… я подумал, что это твоя работа. Ты ведь единственная, кто был недоволен моим обращением с оружием!

– Нет, я даже не знаю, где ты его хранил.

– Ладно, извини…

Днем, когда абиссинка поела и заснула, я достала картишки и предложила сыграть в преферанс.

Нас как раз было четверо, и было решено расписать тридцатку, чтобы скоротать день. Запалив все керосиновые лампы и свечи, какие только имелись в доме, мы сели за стол, слушая, как успокаивающе потрескивают еловые дрова в печи. Пока профессор бодро расчерчивал лист бумаги, Машка разлила клюковку в четыре стакана.

– Ну что, за удачное возвращение на землю?

– Маша, а тебе можно пить?.. – в голосе Ника послышалось беспокойство.

– Хорошо, дорогой, не буду! – она отодвинула стакан и томно улыбнулась.

– Давайте лучше помянем тех, кто погиб… – тихо сказал старик. – Ужасная, нелепая, нежданная смерть. В принципе, она подстерегает каждого из нас.

– Смерть всегда нелепа и ужасна, – ответила я и задумалась о своем.

Мы молча выпили, с печалью вспоминая о пассажирах проклятого рейса. Я налила себе еще, чувствуя потребность расслабиться, и разбросала карты, усевшись на прикуп.

– Ник, я давно хотела тебя спросить. Почему самолет летел на север, а не в Караганду, например?

– У меня в Мурманске живут родственники, у них есть квартира, в которой они почти не бывают… Я хотел отвезти туда Герду, она очень хотела убраться подальше от Москвы на некоторое время. К тому же сюда были билеты на ночной рейс, и я смог пронести ее в сумке.

– Теперь-то ты знаешь, почему она хотела смыться из города! – на выдержала Машка, закрывая карты. – Я – пас.

– Да уж… Нам откровенно повезло, что самолет рухнул не где-нибудь в Зауралье, а именно здесь. Просто невероятное стечение обстоятельств! Тоже пас.

– Это называется "судьба", – спокойно заметил еврей, – всего лишь наглядный пример обусловленности якобы непредсказуемого… Раз!

– Играйте, док, мы в пролете.

– Играть тут нечего, друзья мои! Восемь пик. – Старик выложил карты на столе и хитро улыбнулся. – С почином меня!

– Ох, профессор! – улыбнулся Ник. – А вы, оказывается, вполне в форме. Мне бы так в ваши годы… Кстати, господа, а на что мы играем?

– У нас кончилась вода, к тому же намечено попариться. Проигравшие идут чистить прорубь и таскать воду.

– Какой ужас! – кокетливо сказала Машка. – Мне определенно придется выигрывать.

Мне не понравилось ее нарочито веселое настроение:

– Ты слишком суетишься, – заметила я, – а умными людьми подмечено, что проигрывает именно тот, кто боится проиграть.

– Точно! – сказал профессор, тасуя колоду. – Преф не терпит суеты и посторонних мыслей.

Голова должна быть пустой и ясной, с легкой примесью алкоголя.

– Док, голова не может быть пустой, в ней все время вращаются мысли.

– Выкиньте их из головы! Хотя бы на время игры.

– Но они присутствуют, док, и от них никуда не деться, к сожалению! – вздохнула я.

– И о чем же ваши мысли, мадам?

– Да так… О настоящем, о будущем, о прошлом.

– Бессмысленно думать о настоящем, им надо жить!

– Хорошо, о настоящем не буду, – рассмеялась я. – О будущем тоже, ибо оно – всего лишь плод нашего воображения. Но от мыслей о прошлом никуда не спрятаться. Их генерит наше пухорыльное подсознание…

– Что, простите?..

– От выражения "рыло в пуху". Тени прошлого.

– Марфа, вечно у тебя какие-то тени! Не можешь жить, как все нормальные люди. Вот у меня нет и не было никаких теней, и я горжусь этим! – презрительно сказала Машка.

– Чем же вас так тревожит ваше прошлое? – спросил старик, не обратив внимания на ее слова.

– Прошлое всегда тревожит… Вне зависимости от того, хоти мы этого, или нет. Прошлое следит за всей нашей жизнью и иногда вмешивается, когда мы о нем уже почти забыли. Это страшная штука! Но полезная. Тень нужна для контраста, чтобы по-настоящему радоваться свету… Так, два туза – запишите мне, пожалуйста. Маша, с таким прикупом, может быть, ты и не будешь таскать воду!

Все заулыбались.

– Знаете, Марфа, – неожиданно сказал профессор, – наверное, вы правы. Но прошлое должно оставаться прошлым. То, что умерло, или все уже думают, что умерло – никогда не должно возвращаться. Ему нет места среди живых, а если оно забывает об этом, живые всегда напомнят.

– Док, вы просто умница! – проникновенно сказала Машка и посмотрела в сторону спящей Герды. – Именно эта мысль последнее время не дает мне покоя!

Нетрудно было догадаться, что она имеет ввиду. Абиссинка не должна была возвращаться, считаясь прошлым. И ее возвращение настолько нарушило ход событий, что предсказать даже туманное будущее стало невозможно, несмотря на всю силу моего воображения. Я неожиданно вспомнила про пропавший пистолет, и, предчувствуя недоброе, попыталась переговорить с подругой по-хорошему:

– Маш, все уже давно поняли, что Герду ты ненавидишь. Но помнишь, как я рассказывала, почему погибла Шейла? Во мне родилась ненависть, вызванная моими собственными домыслами. Я вообразила, что Шейла предала меня и мое воображение погубило ее, а заодно и меня – я до сих пор не могу себя простить. Не рискуем ли мы опять попасть в ту же ловушку низменных человеческих страстей? У нас нет точных доказательств, что она убийца. У нас также нет доказательств, что она хочет причинить кому-то вред. Мы все это выдумали, исходя из знаний прошлого, но все меняется, и она тоже могла измениться.

– С чего ты решила, что она изменилась? Еще совсем недавно ты была другого мнения. Ты сама теперь – жертва собственного воображения! Чем ты докажешь, что она хорошая?!

– Но нет доказательств и обратного. Тебе известна такая вещь, как презумпция невиновности? Я не могу объяснить, но я это чувствую где-то на подсознательном уровне. Пару раз мне показалось, что кошка мне телепатирует… Пытается что-то сказать. У меня родилось ощущение, что она ни в чем не виновата!

– Марфа, пойди, смерь температуру. Ты больна! Просто выгораживаешь эту тварь, потому что в ней течет такая же чертова кошачья кровь! Я теперь даже не знаю, что у тебя на уме…

– Что на уме, то и на языке! – зло ответила я. – Да, мы обе с ней наполовину кошки, хоть и в разной степени, но мы можем чувствовать волны друг друга. Тебе этого не понять. Герда не может сейчас оправдать себя, и ты этим пользуешься.

Машка посмотрела мне прямо в глаза:

– Знаешь, мне все это сильно не нравится. Ты явно на ее стороне, и я не понимаю, почему. Я твой самый близкий друг, а ты променяла меня на эту кошку в мешке? Ты прекрасно знаешь, в каком я сейчас положении, на карту поставлена моя личная жизнь и будущее моего ребенка.

Я слушала молча – мне нечего было сказать. Истина может быть только одна, а я пока не могла ее уловить.

Машка перевела дух и с жаром продолжила:

– И вообще, при чем здесь какая-то презумпция, когда она реально отбила у меня мужика!

– Но за это не убивают людей.

– Я, кстати, пока никого не убила…

– Но хотела!

– Да, но кошку, а не человека!

– Ты прекрасно знаешь, что она не совсем кошка! Подойди, посмотри. Она – женщина, и очень красивая, как бы ты не желала обратного!

– Она не женщина, она – ТВАРЬ!

– В таком случае, я – тоже тварь.

Я спокойно обвела всех взглядом. – Никита, тебе Машка не рассказывала про меня? А зря. Я тоже не совсем женщина, и ЭТО прогрессирует. И что теперь, господа?

Игроки уткнулись в карты, стараясь не глядеть друг на друга. Машка покраснела.

– Конечно, молчите. Да, я тварь. Но я справедливая тварь! У меня есть совесть, в конце концов, и именно это и отличает меня от животного. Пока еще…

– А если бы у тебя отбили любимого человека?

– Маша, пойми – если бы все друг в друга стреляли из ревности, на Земле не осталось бы людей. И не забывай, что это выбор твоего мужчины, и Герда виновата здесь только наполовину. А вдруг им действительно хорошо? Ник, что же ты молчишь?

– А что он скажет?! Что построил счастье на чужих костях?

Машка неожиданно вскочила, словно стараясь продемонстрировать свои кости, и бросила карты на стол:

– И то, что в этой ситуации ты не со мной, означает, что ты предательница!

Я поежилась, но ничего не ответила.

– Я тебе этого никогда не прощу! – Машка пошла вразнос. – А Ник любит только меня, просто его окрутили, как мальчишку. Я не знаю, что у нее за чары такие, но я собираюсь положить этому конец!

– Девочка моя, я ведь как-то предупреждала тебя, что в один черный день мы можем оказаться по разные стороны баррикад. Наверное, этот день настал. Не вини меня, ты же понимаешь, что я уже не властна над многими вещами. Просто умоляю тебя – не наделай глупостей!

– Мы не будем продолжать игру? – профессор с испугом поглядел на нас. Он не совсем разбирался в ситуации и поэтому старался не вмешиваться, но чувствовал неладное.

Снова заревели трубы в моей голове, и решение пришло неожиданно, как гром среди ясного неба. Я махнула рукой:

– Какая, к черту, игра… Значит, так. Теперь слушайте меня. Машка, забирай своего жениха, и уходите отсюда. У меня здесь есть кое-какие деньги, я дам вам на дорогу. Не сейчас, конечно – завтра сюда должен заехать приятель на грузовике, и он отвезет вас в город. А мы с Гердой останемся здесь, нам не место среди людей. Я думаю, всех устроит такой вариант?

– Это все, конечно, здорово, – Ник встал, сцепил руки на груди и несколько раз прошелся по комнате. – Замечательный план. Только Герду я не оставлю, пока она жива.

Услышав это, Машка побледнела. Последняя ее надежда рухнула. Она решительно подошла к старику:

– Профессор, вы когда-нибудь делали аборты?

– Да, приходилось. Правда, я давно уже не практикую, но… А что?

– Я хочу, чтобы вы мне сделали аборт! – медленно произнесла она, глядя на Никиту. – Сегодня, сейчас же!

– Маша! Ты что такое несешь?! – Ник в ужасе подскочил к старому еврею:

– Док, не слушайте ее! Господи, это же мой ребенок!

Старик растерянно переводил взгляд с одного на другого:

– Милая, вы уже не в том возрасте, чтобы делать такие вещи… Я не могу гарантировать, что вы потом сможете… Э-э-э… Зачать ребенка… И здесь нет инструментов!

– Машка! В своем ли ты уме? Прекрати эту чушь! – воскликнула я.

– Что, испугались? – хрипло сказала Машка и хохотнула. – А я пошутила! Я не такая дура, как вы думаете. У меня есть идея получше! – неожиданно она вытащила из-за пазухи пистолет и, поколебавшись, направила его на Герду, которая была еще спала.

– Я ее приговорила. Мне уже все равно. Сидеть! – рявкнула она, видя, как я стала медленно подниматься из-за стола.

– Господи, ты же не застрелишь ее во сне?! – закричала я в ужасе. Нет, до Машки мне не допрыгнуть…

От моего вопля Герда проснулась. Не в силах пошевелиться, она с отчаяньем смотрела на направленный на нее черный ствол. Я видела, как на лбу ее выступили крупные капли пота.

– Маша, нет! Умоляю тебя – не делай этого! – Ник неожиданно рухнул на колени и застонал, словно раздираемый на дыбе. Я никогда не слышала, чтобы мужчины так страдали, во мне проснулась жалость и угрызения совести. Боже, что со мной происходит? Ведь я должна быть на их стороне!..

Музыкальный хор в голове превратился в ураганный рев, и я почти оглохла.

– Ничем не могу помочь! – Машка взвела курок. Рука ее дрожала, губы на бледном лице плотно сжаты.

– Машка, ты потом всю жизнь будешь жалеть об этом.

– Никогда!

– Пожалуйста… – Ник умоляюще взглянул на свою невесту. – Ладно, я виноват. Все, что захочешь, только не делай этого, прошу тебя.

– Тогда слушай меня внимательно… милый, – голос Машки стал ледяным. – Чутко прислушиваясь к просьбам трудящихся, я ничего не сделаю. Но как только здесь будет машина, мы втроем уедем. Ты, я и профессор. Выбирай сейчас, или эта рыжая шлюха превратится в кусок мяса!

Все ждали, что скажет Ник. Стало так тихо, что было слышно, как тяжело задышала Герда на печке.

– Хорошо. Только отдай мне пистолет.

– Поклянись нашим ребенком, что ты не останешься с ней!

Ник ответил не сразу, глядя в пол:

– Клянусь. Отдай сейчас же пистолет!

– Забирай!

Машка изо всех сил швырнула пистолет на пол, и тут случилось непредвиденное – от удара в недрах механизма что-то соскочило, и грохнул выстрел…

Десять Трубы в голове неожиданно смолкли, словно невидимый дирижер взмахнул своей волшебной палочкой. Сильно запахло порохом. Когда дым рассеялся, все увидели, как профессор медленно сползает со скамьи. На переносице у него алела маленькая аккуратная дырочка.

– Господи, док… – Машка подбежала к нему. – Нет! Я не хотела, честное слово!

Она трясла его за плечи, но старый еврей был уже мертвее мертвых. Кровь медленно стекала по его лицу на пиджак, словно размашистая подпись Смерти. Содрогаясь в рыданиях, Машка упала на деревянную скамью…

– Чертова дура! – заорала я, вскочив. – Что же ты наделала? Ник, зачем ты вообще подобрал эту игрушку? Сейчас все были бы живы!

– Но я думал, что он нам пригодится в лесу… Кто же мог предположить? Проклятые бабы! – Ник сел за стол, закрыв лицо руками. – От вас в мире – сплошное безумие!

Я подумала, что он прав на все сто.

– Марфа, меня теперь посадят в тюрьму, да?..

– Заткнись!.. Господи, что же делать… Ник, надо успеть его похоронить, до приезда Михеича.

Земля промерзла, придется отогревать костром. Пойдем, займемся… Я постоянно кого-то хороню, это, наверное, карма.

– Марфа… Я ведь хотела только напугать! Я хотела вернуть Ника… Марфочка…

– Это послужит тебе уроком на всю жизнь.

– Прости меня…

Я не ответила. Она еще что-то говорила, но я не слышала, погрузившись в себя. Мне было дико жаль профессора, не причастного к этой истории. Зачем провидение спасло его при аварии? Чтобы умереть от руки впавшей в истерику женщины? Правда, если бы не он, неизвестно, была бы сейчас жива абиссинка. Значит, он все-таки сыграл свою роль в этой драме. Но смысл в его смерти? Должен же быть какой-то смысл?..

Смысла я так и не поняла. Слишком сложно пытаться объяснить себе такие запредельные вещи, как смерть. Опять запело в голове, еще тихо, но тревожно; это были скрипки. Они стонали и повизгивали, словно прося о чем-то. Теперь я поняла, что случилось. Я вдруг остро почувствовала, что нить, соединяющая меня с Машкой и со всеми, эта нить вот-вот порвется. То, чего я так боялась, приближалось неумолимо. Как странно все… Я стояла, прислушиваясь к шепоту ветра и ветвей и недоуменно осознавала, что понимаю их больше, чем горестный лепет подруги. Все встало на свои места – она наконец повзрослела, теперь она отбрасывает тень. У Никиты с Машей будет почти счастливая семья, а мы с Гердой доживем остаток своих дней, постепенно сливаясь с лесом. Мне хотелось молчать, слушая лес, однако надо было что-то сказать:

– Маша… Ничто не проходит бесследно. Однажды появившись, даже в форме мысли, зло всегда находит свое воплощение. Как бы то ни было, пистолет выстрелил. Теперь это твоя – тень прошлого. Она должна быть у каждого. Она будет ходить за тобой повсюду и глядеть в лицо каждый раз, когда тебя начнет заедать гордыня.

Конечно, я совсем не это должна была сказать. Она ждала утешения, а я добила ее. Я хорошо знала, почему так поступаю – надо было рвать грубо, до конца, чтобы легче пережить разлуку навсегда.

Утром я проводила их. Смущенно потоптались на дворе, пока прогревался двигатель. Было сказано немного слов; мы с Машкой напоследок обнялись, и я почувствовала, как она убита происшедшим. На несколько ЦУ по поводу моих дел в столице я получила столько же заверений, но понимала, что она едва понимает меня. Лицо Машки было мокрым и опухшим – всю ночь она проплакала, не переставая. Ник выглядел злым и подавленным, однако было видно, что он уже смирился с происшедшим. Я подумала, что ничто хорошее нам не дается даром; Машка боролась за свое, как могла, и добилась его. Может быть, эта нелепая смерть и стала ее последней ступенькой к счастью?.. …Наконец, Михеич, сгрузив пару обещанных мешков с провизией, увез моих гостей. Я немного проводила машину, с целью прогуляться и прояснить мозги свежим утренним морозцем.

Возвращаясь, обнаружила недалеко от дома свежие следы рыси, которая сделала несколько кругов, но так и не решилась сегодня зайти в гости, испугавшись людей. Я долго вглядывалась в темное стадо деревьев и чувствовала, что она где-то совсем рядом, хоть и не показывается.

Это открытие поразило меня. Раньше я не умела ощущать присутствия зверей, а теперь мой организм сделал еще один прыжок, приблизив меня к черте, разделяющей два мира… Но мне не стало грустно. Наоборот, теперь я не боялась леса и одиночества. Это был мой мир!

Зайдя в дом, я тихонько подошла к печке. Герда лежала, закрыв глаза, но я чувствовала, что она не спит. Она отчаянно боролась с болезнью, и та удивленно отступала перед нечеловеческой сопротивляемостью. Конечно, кошка победит – разве может быть иначе?..

"Теперь Новый год я встречу не одна", – подумала я, сняв с полочки фигурку Бастет.

Богиня умиротворенно улыбалась.

апрель-май 1999 года декабрь 1999 года.

Комментарий:

Уже после написания "Игры", во время верстки, случайно прочитала книгу В.Кунина "Кыся в Америке". Поражена сходством в описании жизнеустройства Крыс, вплоть до некоторых деталей…

Выражаю искренние заверения читателям в том, что данная глава не является плагиатом, а только подтверждает общность мыслей Пишущих о Кошках.

С уважением, автор

Литературно-художественное издание

МОСКОВСКАЯ Марфа