"Сергей Сергеев-Ценский. В снегах (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Дог рычал и скреб передними лапами колпак кабины. Низко обрезанные
круглые уши он прижал к широколобой квадратной голове; шерсть на затылке
поднялась дыбом. Яростные зеленые глаза, огромные белые клыки, пена на
красных брыжах, рычание, перешедшее в вой, - все это за стеклом, тут же, и
видно, как подбегает второй летчик, высокий и грузный.
Но вдруг дог, стремившийся вскочить на гладкий верх машины, сорвался
и опрокинулся на спину, в снег. Точно толкнуло что Свиридова тут же
отбросить колпак кабины, перегнуться через борт и выстрелить. Огромная
собака забилась на снегу, окрашивая его своей кровью. Встать она не могла
уже больше: голова ее была прострелена. Длинным языком она лизала снег.
А фашист, толстощекий, грудастый, зеленоглазый, всем своим внешним
обликом разительно похожий на своего дога, был уже близко и кричал:
- Погоди, русский, погоди-и!
Русские слова угрозы - это было так неожиданно, что Свиридов тут же
выскочил из кабины навстречу врагу.
Он выстрелил в его сторону, но промахнулся ли от волнения или только
слегка ранил, не понял; фашист, рыча по-дожьи и бормоча: <Не уйдешь,
врешь!> - опрокинул его и прижал всей тяжестью своей шестипудовой туши.
Свиридов собрал свои силы, насколько позволило это сделать кожаное
пальто, и сбросил с себя гитлеровца. Но при этом пистолет выпал из его
руки, а фашист, оказавшийся через момент снова сверху, обеими руками
схватил его за горло.
Видя, что вот-вот конец, что уже не хватает воздуха, Свиридов
подтянул левое плечо и вывернул правое из-под навалившегося на него врага.
Тогда пальцы фашиста разжались, и лейтенант не только сильно втянул в себя
свежий морозный воздух, но, вспомнив о пистолете, начал нашаривать его
около себя в снегу.
Однако гитлеровец предупредил его. Руки он разжал затем, чтобы
вытащить финский нож из кармана, и торжествующими стали его круглые
зеленые дожьи глаза, когда он вонзил нож в лицо лейтенанта и резанул от
переносья вдоль левой щеки и нижней челюсти.
Острая боль отдалась в сердце лейтенанта. Нож в руке врага - это была
уже явная смерть. И всплыл в памяти дед, как-то раз сказавший: <Если лихой
человек, беспощадный, тебя осилил, вдарь его ногой в причинное место>.
Свиридов шевельнул правой ногой, согнутой в колене, и из последних сил
ударил немца коленом между раскоряченных ног.
<Лихой человек> вскрикнул глухо и обмяк, опустив руку с ножом,
занесенную было для второго, смертельного уже удара, а лейтенант тем
временем нашарил подмятый им под себя и вдавленный в снег пистолет. Не
теряя ни одного мгновенья, он выстрелил туда, куда пришлось дуло
пистолета, в левый бок фашиста - и тут же почувствовал себя свободно: враг
сполз с него совсем, он же отодвинулся по снегу в сторону и сел, не имея
сил подняться на ноги.
Так сидел он несколько минут. Он глядел в глаза смертельного врага,
которые стекленели, туманились, но не закрывались, и, подтягиваясь рукой
до чистого снега, прикладывал его к ране; когда же комок снега багровел от
крови, отбрасывал его и брал другой.
Дог перестал уже дергать лапами, застыл. Неподвижно лежал в снегу
шагах в тридцати, другой гитлеровец. Неподвижно, как на аэродроме, стояли
одна в виду другой две покалеченные воздушные машины: одна со свастикой,