"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Счастье (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Вот тебе, значит, меньше и не бери. Это и то задарма отдаем.
- Не даст, так отдашь... Куды ж ее к лешему?
- В Загрядчину отнесешь, в город можешь отнесть.
- В Загрядчину-то можно, а в город, шут его, не ходил! Да и в
Загрядчине, кому же там? Попу если, так он ишшо меньше даст... - раздумывал
вслух Фома.
Федосья увидела в этом нежелание нести рыбу и завизжала, перегибаясь:
- Ну, и не надо, когда так! Ну, и не надо! Сами слопаем!
- Что ж, и слопаем, - отозвался Фома.
Сумерки наступили быстро.
Дальний план леса, открывшийся за изгибом реки, уже помутнел, посерел,
точно закрыл глаза и щурился от одолевшего сна.
Посинели камыши, почернела вода.
Мелкая рыбешка лениво поплескивала еще на поверхности, потом юркнула на
дно.
Федосья ворчала. Ворчала о том, что это не жизнь, а каторга, что с
таким лодырем мужиком платка себе не наживешь и что она сама понесет рыбу и
к о.Никону, и в Загрядчину, и в город.
- Глянь-кась! А ведь у нас костер, - остановил ее Фома, вглядываясь в
противоположный берег.
- Горим! Изба горит! Батюшки! - всполыхнулась Федосья.
- Фу-т-ты, черт оглашенный! - не выдержал, наконец, Фома. - Ей говорят:
костер, нет, она свое: горим! Ты разуй глаза-то.
Они приближались к стоявшей на самом почти берегу избе, и действительно
шагах в десяти от избы виден был небольшой костер, а около него - ярко
окрашенная оранжевым светом фигура.
- И то костер, - успокоилась Федосья.
- Охотник, должно, какой пришел, - соображал Фома.
Федосья пригляделась.
- Да ведь это никак Никишка пришел, право слово, Никишка! - И, не
дожидаясь реплики мужа, Федосья приподнялась и вытянула высоким, острым
фальцетом: - Никишка-а!
- A-a? - глухо отозвалась с берега фигура и, отойдя от костра,
остановилась над самой рекой.
Лодка причалила.
- Отмолился? - с добродушной иронией спросил Фома.
- А похудел-то как! - одновременно с ним вскрикнула Федосья.
Никишка стоял на берегу и молча и грустно улыбался.
Федосье он приходился родным сыном, Фоме - пасынком. Темный и тонкий
силуэт его, с широко расставленными ногами, напоминал сажень, воткнутую в
землю. Глаза у него были впалые, лицо бескровное и точно стянутое в
нескольких местах узлами; по щекам и подбородку кустилась тощая белесая
растительность. Было ему лет двадцать семь - двадцать восемь на вид.
- Где же был-то хоть? Далеко небось ушел? - опять с усмешкой спросил
Фома, когда втащил лодку на берег и поцеловался с Никишкой.
- Куда ж ему далеко уйтить? Тоже сказал! Парень хворый, - вступилась за
сына Федосья и покачала головой.
- В Киеве был, - ответил Никишка.
Голос у него был слабый, сдавленный, но в тоне ответа чувствовался
задор: он хотел, очевидно, поразить Фому, и Фома действительно поразился.