"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Дифтерит (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

"Вы, говорит, не медлите очень, а то поздно будет". Как тут не медлить? Кто
своему дитю палач? Разве так можно?.. Барыня плачет навзрыд, никак от нее
ничего добиться нельзя, а барин говорит: "Прививайте Колюшке, а Петя, может,
и так выходится". Петя - он действительно кругленький такой, полненький
мальчик был... Бывало, возьмешь его за руку: "Это, скажешь, что?" - "Это,
скажет, суп, борщ и картошка"... Бойкий такой был... Жареную картошку любил
очень; ничем его не корми, а уж картошку давай!
- У меня тоже есть один мальчик, Вася, тоже картошку любит... Впрочем,
у меня все любят, - вставил Ульян Иваныч.
Старуха посмотрела на него строго, качнула согнутым туловищем и
продолжала:
- Привили дифтерит Количке, и так же потом Петичку жалко стало, и-и-и,
не дай бог! Плачем, все плакали! Уж на что барин каляный, а и тот подойдет к
его кроватке: "Ты, Петюшка, не робей! Поправишься!" Где уж там такому крошке
поправиться: шесть лет ведь всего... Лежит, кашляет... И ведь умненький
какой был: видит, что тревожатся все, чуть он закашляется, он ручкой своей
рот зажимает, чтобы не слышно было... Ну, конечно, там ему не позволяет
боль-то, раскашляется - все к нему... А он, бедненький: "Вы, говорит, меня
простите, я нечаянно!"... Какое уж там нечаянно! Уж что мы ни делали, как
ухаживали, и Иван Степаныч все время у нас был - ничего не помогло! На
третьи сутки помер. Перед самой смертушкой - ночью спать нас посылал.
"Идите, говорит, спать, что вы не спите!" А барин ему: "Лекарства тебе нужно
дать, а то помрешь". - "Ничего, говорит, идите, я и сам как-нибудь помру..."
Хороший ты мой!.. ангельчик!.. Еще о других беспокоился...
Старуха замигала красными веками, закрестилась и заплакала.
Ульян Иваныч видел, как упрямые слезинки просачивались сквозь ее
корявые пальцы, видел, как за спиной старухи из темного угла неподвижно
глядел освещенный овальный лист фикуса, и слышал, как за окном, во мраке,
зловеще выл ветер и хлопал по стропилам крыши отвороченным железом.
И оттого, что все это была тоска, Ульяну Иванычу стало жутко.


IV

На следующий день к обеду приехал доктор Иван Степаныч.
По-женски толстый в бедрах, он вошел утиной походкой, с развальцем. На
рыжих с проседью усах его намерзли тонкие сосульки, и он на ходу отдирал их
платком с красной меткой. Красное от морозу, мясистое, грубое у него было
лицо и красные руки; говорил он хрипло и лающе кашлял.
За обедом Модест Гаврилович немного оживился.
Он выпил две рюмки водки и, казалось, с большим вниманием слушал, как
доктор знакомил Ульяна Иваныча с своим положением земского врача.
- Допустим, был такой случай, - говорил Иван Степаныч. - Наши земцы
вздумали облагать каждого приходящего больного пятачком... Хорошо! Умно!
Пятачок так пятачок... Ведь этим дурам знахаркам во всяком случае больше
платят, а из пятачков составляется все-таки сумма... Кхе-кхе!.. Да-с!.. А
посмотрели бы вы, как мужички наши встретили такую реформу. Для мужика в
данном случае пятачок - капитал... Разве он дошел до того убеждения, что
болезни лечить надо? Через сто лет не дойдет! Когда прием был бесплатный,
они так, для развлечения больше, в больницу лезли, а как назначили пятачок,