"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. В грозу" - читать интересную книгу автора

двадцать пять... Очень просто... А на самом деле так никогда не бывает...
- Как это не бывает?.. Ты что это сегодня мелешь?
- Так и не бывает!.. Никогда и нигде!.. И никто ничего не знает!.. А
тоже все суются... Пятью пять!..
- Не будешь пятью пять знать, тебя любая торговка на базаре
обсчитает... Ну-ка, доставай бумагу... И карандаш твой где?.. Вот этот
огрызок?.. А куда же делся новый?..
- Потеряла...
- Смотри!.. Я возьму лозину!.. Сейчас же найди!..
Карандаш долго не находился, но и потом, когда Ольга Михайловна нашла,
наконец, его в корешке истории Трачевского, Мушка только стучала им по своим
резцам и гневно глядела на задачник. В задачнике требовалось узнать, сколько
купец заплатил за столько-то сот аршин черного, синего и зеленого сукна, по
таким-то ценам за аршин, а Мушка говорила презрительно:
- Тоже еще!.. Пишут о том, чего нигде не бывает!.. Сук-но-о!.. А если
это - французский купец, так бы и писал: французский...
Потом пришла за бутылкой молока аккуратно через день подымавшаяся с
берега старушка, Марья Семеновна, вдова дивизионного врача. Старушка была
древняя уж, - нос целовался с подбородком, - но назойливо речистая и
говорила все об одном.
У нее был небольшой домик на берегу, - она и сейчас в нем жила, - но он
был продан ею маркитанту белых, какому-то болгарину Петрову за много
миллионов, незадолго до конца Врангеля. У нотариуса совершив купчую,
покупатель там же, в конторе, отсчитал и передал ей миллионы и даже чемодан,
в котором их привез; но потом уехал на "Кагуле" с армией белых, и вот уже
два года почти не было о нем слуху.
Деньги даны были им разные, какие тогда ходили: и "правительства юга
России", и керенские тысячерублевки, и донские, и даже царские пятисотки, -
но всего только четыре штуки... И теперь старушка полна была страхов и
опасений.
Деньги, лежавшие все в том же чемодане у нее в укрытом месте, уже
давно, через неделю после очищения Крыма Врангелем, перестали что-нибудь
стоить; однако ей все казалось, что их украдут. Опасаясь воров, она
опасалась и переселяться из своего бывшего дома куда-нибудь в город:
разберут соседи по дощечке, и не будет дома совсем. Конечно, дом не ее
теперь, а болгарина Петрова, который его купил. Однако болгарина этого нет и
в помине, - может быть, умер, - и тогда дом остается за нею. Конечно, она
продала его только потому, что боялась большевиков; все равно, - придут и
отнимут. Однако она ведь не знала, что таких маленьких домов не отнимают,
иначе не продала бы. Наконец, болгарин Петров, если он жив и вздумает
приехать, чтобы ее выселить из дома, должен понять, что если бы она не жила
в доме, то от него не осталось бы и следа...
Но главная забота были деньги в большом чемодане из клеенки. И всякого
из благонадежных, кого она встречала, спрашивала она сюсюкающим шепотком: -
В какой цене теперь керенки и донские?.. Я отлично знаю, что их скупают,
только мне надо знать, почем?..
И в этот день, как всегда, придя на террасу, она уселась на стул и
долго обмахивалась платком, отдышивалась, откашливалась, наконец спросила,
оглянувшись:
- А не знаете, милая Ольга Михайловна, почем теперь идут пятисотки?