"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. В грозу" - читать интересную книгу автора

Когда догнала Шуру, сказала:
- Ух, пить хочу!
А Шура:
- Вот тут как раз во дворе колодец, - мой дядя Василий копал...
Глубокий-глубокий... Вода холодная-холодная!..
Когда вытаскивали воду ведром на цепи и пили прямо из ведра, говорила о
своем дяде-колодезнике Шура:
- Мы-то зимою лошадиную кожу с травой варили, кое-как выжили, а дядя
Василий с ума сошел... Увезли его отсюда куда-то в больницу, - по-настоящему
не знаем, куда... Должно, помер теперь...
- Он что говорил, когда с ума сошел?
- Так... разное... Чепуху все... "Захочу, - говорил, - вот из этих
камней булыжных хлебы сделаю, и человечество будет сыто!.." Одеться тоже не
во что было, он листья разные к своим дырьям за черешки привяжет, так и
ходит... "Человечество, - говорил, - не замечает, во что ему одеться, а я
указую на райскую жизнь!.." Все "человечество"... А еще так: "Класс народа -
класс божий"...
От холодной воды заломило зубы у Мушки и стало неловко горлу... Но море
было в пяти шагах.
- А вдруг Женька в море совсем даже и не войдет? - заволновалась Мушка.
- Если не войдет, мы ее мыть будем... с мылом... да, Шура?..
Но Женька вошла.
Подойдя к самой воде, чуть набегавшей на песок белой каймой ленивого
прибоя, она грузно наставила рога к морю, раздула ноздри, сбычила голову,
страшно выкатила глаза, собралась бодаться... Потом поглядела на Мушку,
встряхнулась, понюхала и лизнула соленую гальку, хотела было напиться, -
заболтала головой и зафыркала - не понравилась вода... Ступила передней
ногою в пену прибоя и смотрела очень внимательно, как погружалась в рыхлый
песок нога.
Мгновенно сбросила с себя Мушка платье, бухнула с разгону в море,
забрызгала и Шуру и Женьку, схватила веревку...
- Но, Женька, но!.. Лезь, не бойся!.. Лезь, дура, и будем плавать!..
Подгони ее, Шура!..
Женька еще сделала шаг и еще... Вдруг погрузилась по самую шею, подняла
рогатую голову, теперь явно курносую, и поплыла...
- Ура! Плывет!.. Смотри, Шура, - гидроплан!..
Она сама плыла вперед вдоль берега, работая одной рукой и ногами, а
другой крепко держа Женькину веревку. Шура с берега, тоже уж раздетая,
беззвучно смеялась, упершись руками в колени, страшным, выпученным Женькиным
глазам, и от смеха вздрагивали на ее узкой рыбьей спинке две тугие недлинные
русые косички, перевязанные синей ленточкой.
Море тут было мелкое: близко впадала речка, протекавшая через городок,
и стояли в воде железные рельсы, остаток бывшей здесь раньше пристани для
яликов. Но доски пристани не так давно растаскали на дрова, и у торчащих из
воды свай был загадочный вид, как у всяких развалин... А море на горизонте
еще отчетливее, чем утром, щербатилось, - однако теперь не до него было:
надо было завести Женьку в узкий коридор между свай.
- Женька, моя египетская ночь, - сюда!
Когда же, уставши, наконец, грести одной рукой и тащить веревку, она
вывела корову на берег, и Женька, отдуваясь, и фыркая, и мотая мордой, и