"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. В грозу" - читать интересную книгу автора

встряхиваясь, как собака - совсем по-собачьи, колечком свернула вдруг хвост,
- оживлению Мушки не было границ.
- Шура, Шура, смотри!
И она бросилась к Шуре, завертела ее по пляжу, танцуя вокруг Женьки
танец дикарей, наконец повалилась от хохота и усталости на песок и здесь,
запрокинув голову, хохотала:
- Собачий хвостик!
Белые пятна Женьки от воды потускнели, зато черная шерсть лоснилась,
блистала, и хвост был устойчиво и уморительно завернут кверху кольцом.
Беспокоили все время Женьку, как и всех коров летом, жесткие, как жуки,
желтые мухи; они стаями сидели в таких местах, где она никак не могла их
достать языком; теперь их не было на ней, и Мушка ликовала:
- Ага! Потонули, проклятые!..
Больше Женька уж не вошла в воду, зато до дрожи купалась сама Мушка и
плавала боком, на спинке и по-бабьи ничком "гнала волну".
Только Шура напомнила ей, что надо идти домой - поздно, а то бы она,
отдохнув и обсохнув, купалась снова.
Пообещавши зайти к ней на днях, Шура прямо с берега пошла домой, а
Мушка повела Женьку одна. Идти было любопытно. Правда, улицы были пустынны
как море, но все, кто попадался, удивлялись, - так представлялось Мушке, -
как это могла девочка выкупать в море корову, точно лошадь.
Развеселили два татарчонка с вязанками валежника за плечами. Они
смотрели на мокрую корову с диковинно закрученным хвостом, показывали на нее
пальцами и кричали:
- Собака!.. Собака!..
Но чем дальше шла Мушка, тем больше спадало с нее оживление. Подъем из
города в гору показался небывало крутым, но и на нем она не могла как
следует согреться; прежнее ощущение жуткого страха, когда она проходила мимо
домишек Павлушки, Дарьи и других, еще усилилось; ноги положительно
деревенели, так что даже Женька догоняла ее и тыкалась мордой в плечо, сопя
над ухом.
- Однако ты долго! - встретила ее Ольга Михайловна.
- Вот мыло, - на, - сказала устало Мушка.
- А Женька что? Купалась? Вошла в воду?
- Женька?.. Конечно, вошла.
И больше ничего не сказала, и не хотела есть, и спать почему-то легла
раньше, чем ложилась всегда.
Спальня у Ольги Михайловны и Мушки была общая. Вся еще полная теми
странными словами Мушки: "Мама, я не могу так больше жить!" - Ольга
Михайловна в эту ночь почти не спала. Все думала над ними: откуда они?.. Она
объясняла: - Ведь она ребенок еще, а ей так много приходится делать, как
взрослой... Целый день... и учиться еще... И все время одна, среди
взрослых... Говорят при ней все, а она - ребенок еще... Забыли об этом...
Забыли о ребенке, что он - ребенок!..
И, однако, ясно было, что никак изменить и ничем скрасить Мушкину жизнь
нельзя.
В последнее время как-то перестали даже говорить о загранице: не с чем
и невозможно было уехать.