"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. В грозу" - читать интересную книгу автора

8

Был день отдыха - воскресенье, и пока можно было не думать о суде и
бумагах. Чай был настоящий, хотя и плиточный, даже с сахарином, и при
небольшом забытьи казалось, что это как прежде, обычное: воскресенье,
утренний чай, свежая газета.
- Му-ра! - позвала Ольга Михайловна. - Иди чай пить!
Но Мушка ответила из комнаты:
- Не хочу я!
- Почему это?
- Не хочу, и все!
Она лежала одетая на диване, читала "Пир во время чумы", но строчки
почему-то двоились и рябило в глазах, отдельные буквы выпадали из строчек,
голова тупо болела и кружилась, и чуть тошнило.
Ольга Михайловна знала, что Мушка вообще не любила чаю. Она не спросила
даже, не больна ли Мушка. Она думала, что готовить сегодня на обед и из чего
готовить: каждое утро сваливало на нее кучу домашних забот.
- Тогда посмотри поди, куда пошла Женька.
- Женька?.. Я сейчас, - отозвалась Мушка лениво.
Она встала, вышла на террасу, потянулась... Солнечный яркий свет так
резанул глаза, что она зажмурилась и покачнулась... Потом сказала: - Я
сейчас! - и опять ушла в комнату и легла на диван, а ложась, в первый раз
почувствовала, как остро вдруг заболело горло... Открыла было Пушкина снова,
но так распрыгались вдруг буквы, что даже удивилась она, и когда заставила
их собраться снова, то голова заболела сильнее, стало бить в затылок тупыми,
круглыми ударами и затошнило.
- Мама! - позвала она недоуменно.
Ольга Михайловна была на кухне, и отозвался Максим Николаевич.
- Чего тебе?
- Мама! - досадливо позвала Мушка.
- Мама занята... Ты что там?
Пушкин выпал из рук девочки, - такой он показался тяжелый, - и свет
резал глаза.
- Да ма-ма же! - протянула Мушка плаксиво.
Как будто двухлеткой стала, когда мама бывает единственной и
всемогущей.
- Ангина, должно быть, - сказала Ольга Михайловна мужу. - Или, может
быть, живот... Попасите уж вы Женьку, Максим Николаич.
- Что же... пройдусь...
И он пошел, захватив газету и даже не взглянув на Мушку: ангина или
живот... Между тем конференция в Гааге кончится, кажется, вничью, впустую...
и вся жизнь кругом впустую... и уж совершенно впустую жизнь его, Максима
Николаевича... Предсказал бы ему лет двадцать назад какой-нибудь кудесник,
что он будет кончать дни свои писцом в этом деревенском суде и пасти
единственное имущество свое - пеструю корову!
День был такой, когда ясное здоровое сознание меньше всего склонно
бывает допустить, что земля движется. С утра одолела ее жаркая лень. Даже
какой-то хищник в небе висел неподвижно, как убитый.
Женька ушла уж далеко от дома, и едва разглядел он в кустах черную
спину и белый лоб. Видно было, что паслась она добросовестно и деловито,