"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Аракуш (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

знаток.
Это он научил меня смотреть пойманному щеглу в хвост и считать перья:
если четырнадцатиперый хвост - щегол-березник, дорогой щегол, не меньше, как
полтинник, а если двенадцатиперый - щегол репейный, цена ему в базарный день
пятачок, и возиться с ним не стоит.
И для чижей была у него своя примета, но я уж забыл ее, и для синиц
тоже. Синиц он ценил только большеголовых, у которых полоса черная шла от
шейки через всю желтую грудку, была нерваная, яркая и широкая... А когда с
весенних проталин приносил десятки жаворонков, хохлатых и бесхохлых, он
очень серьезно разглядывал их каждого порознь, ерошил перья, распускал
крылья, примерял на ногте хохолки и шпоры и рассаживал в семейные клетки -
степняков к степнякам, лесняков к леснякам, полевых юл к юлам.
Жаворонки у него как-то очень быстро ручнели и перенимали голоса других
птиц.
Часто, когда я бывал у него и кругом трещали в тридцати-сорока клетках
птицы, он останавливал вдруг мое внимание:
- Слышишь, как вваливает?
- Зяблик?
- От третьего слышу, что зяблик... А это и вовсе юла.
Сколько редкостных певунов у него было... Просто, даже так:
нередкостных у него и не было - не держал с самого начала. Двенадцатиперых
щеглов выпускал, не донося до дому (но никогда там, где они попадались:
расскажет другим, перебьет охоту - в это он верил нерушимо).
Птичья ли осторожность, все ли вообще птичьи повадки привили ему
уверенность в птичьем уме, но даже глупых чечеток, стаями попадавших к нему
в понцы зимою, он отнюдь не обвинял в глупости.
- Попрыгай-ка по холоду, поди!.. Известно, что в петлю их гонит - нужда
гонит.
И когда приходили к Авдеичу покупать птиц, достоинства их оказывались
прямо бессчетны.
В нашем городе в те годы, о которых я вспоминаю, было что-то вроде
поветрия любви к птичьему щебету, и Авдеичу не приходилось даже стоять на
базаре: его знали и к нему шли сами на дом. И только на Благовещенье он
выносил на базар большие клетки, полные пятачковых пернатых.
Покупатели птиц тогда - мягкотелые и мягкосердые женщины в теплых
платках - выпускали их на волю, чуть послушав, как трепетно бились их
маленькие сердечки, смотрели любовно, сквозь слезы, как они улетали, и
крестились усердно им вслед.
Ходил Авдеич без лишнего: все на нем было пригнано впору и к месту, как
на хорошем солдате.
За спиною мешок с западком и клеткой, за поясом сбоку два мешочка: один
для себя с черным хлебом, другой - для птиц на подкорм, и в нем свои
отделения: конопляное семя, муравьиные яйца, даже живые жуки; а на ремешке
через плечо - лучок и понцы так, что приходились они с левого бока. Палку он
брал только на всякий случай.
Лес к нашему городу придвигался близко именно со стороны слобод -
Стрелецкой и Пушкарской. Тут еще уцелели заросшие травою старые крепостные
валы и рвы, а за ними, невдали - лес, но молодой, городской лес, не
казенный; казенный же, строевой, с глухарями, медведями, волчьими стаями,
начинался верстах в пяти.