"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Пушки выдвигают (Эпопея "Преображение России" - 5)" - читать интересную книгу автора

Где же ва-а-аши жены?
- Наши жены - ружья заряжены,
Вот вам на-а-аши жены!

Солда-тушки, браво-ребятушки,
Где же ва-а-аши сестры?
- Наши сестры - штыки-сабли востры,
Вот вам на-а-аши сестры!

Пели и колокола на всех городских колокольнях в праздники и накануне
их. Только посвященные в это дело люди знали, как соперничали между собою
мастера своего дела - звонари и сколько тонкости и любви к своему ремеслу
они вкладывали в колокольный звон, целыми реками звуков разливавшийся по
улицам, густо и упруго.
Но не только пели улицы, они еще и сверкали то здесь, то там, они
переливисто играли в гамме то пленительно теплых, то притушенно холодных
тонов, - каждый шаг вперед - новое очарование, сколько бы раз ни виделось
это раньше.
И пожилой художник Сыромолотов, Алексей Фомич, утром в воскресный день
шел по летней улице людного южного города, непосредственно настежь открытый
всем встречным лицам, всем звукам, всем красочным пятнам. Шел, как
шпагоглотатель для всего остро бросавшегося в глаза, как борец, чувствующий
несокрушимую силу всех своих диковинных мышц.
Он и был еще очень силен, несмотря на довольно большие уже годы (ему
шел пятьдесят восьмой). Плечи, как русская печь; широкое лицо в коротко
подстриженной русой с сединками бороде, на большой голове мягкая белая
панама, и глубоко сидящие серые глаза смотрят как бы сердито даже, но они
просто чрезвычайно внимательны ко всему кругом, чтобы все насухо вобрать,
все в себе самом распределить и все навсегда запомнить.
Остановившись перед толстой старой белой акацией около дома с
ярко-зелеными ставнями, недавно окрашенными заново и потому блистательными,
он так забывчиво-долго смотрел, закинув голову, на ее роскошную крону, на
буйную темную зелень обильнейших перистых листьев и потом так любовно гладил
дерево по жиловатой темно-коричневой коре, что к нему подошел догадливо
человек южного типа и сказал почему-то таинственно:
- Может быть, вам, господин, требуются сухие дрова на кухню, то это я
вам могу доставить в самом лучшем виде!
Сыромолотов не понял, о чем он, и поглядел на него с недоумением.
- Что, что? Дрова? - спросил он. - Какие дрова?
- Ну, на кухню вам, - я же это вижу, - повторил догадливый.
Сыромолотов оглядел его всего с головы до ног, отступил даже на шаг, на
два, чтобы рассмотреть его еще лучше, потом коротко усмехнулся одним только
носом, большим и широким, нисколько не меняя при этом выражения ни губ, ни
глаз, и не спеша двинулся дальше.
Это только для равнодушного взгляда улицы - внешний их облик - не
менялись из года в год, разве только кучка денежных воротил, затеяв
устроить, например, банк взаимного кредита, начинала воздвигать вдруг ни с
того ни с сего солидный дом с колоннами коринфского стиля с вычурным
фронтоном. Для Сыромолотова же, - художника всем своим существом, - каждый
день и каждый час во дню улицы были новы, потому что несравненнейший