"Сергей Николаевич Сергеев-Ценский. Утренний взрыв (Эпопея "Преображение России" - 7)" - читать интересную книгу автора

что все обойдется благополучно.
Надев шинель и взяв фуражку, он сделал от двери общий поклон и вышел, и
некоторое время в комнате было тихо.
- Ну, Надя, как ты находишь мужа Нюры? - приподнято спросил жену
Сыромолотов и подмигнул не без лукавства.
- Мне он очень понравился, - просто сказала Надя.
- Должен признаться, что и мне тоже... Да, должен в этом признаться...
А я - я, - зарокотал Алексей Фомич, обращаясь к Нюре, - очень строг к людям,
о чем прошу помнить, и мне угодить оч-чень мудрено, имейте это в виду!
Нюра улыбнулась строгому тону и виду художника, а Надя заметила:
- Уходить пора уж и нам, Алексей Фомич. Надо только договориться насчет
завтрашнего.
- А что тут договариваться? Часов этак в девять мы приедем сюда на
извозчике, а Нюра до этого времени должна хорошенько выспаться, чтобы быть в
надлежащей форме, как говорят цирковые борцы, и собраться.
Потом, приглядевшись к Нюре, насколько позволили сумерки, Сыромолотов
добавил:
- Робеть же нет решительно никаких оснований... Я помню, жена моя,
первая, говорила, что ее роды тянулись более суток... Больше суток, вы
только представьте! Матросов и офицеров на двух тральщиках, - сколько их там
было десятков, - убило мгновенно, они не мучились, а чтобы родить одного,
всего одного только человека, который мог ведь родиться и мертвым или
помереть через день-два после родов, молодая женщина должна была
нечеловечески мучиться больше чем двадцать четыре часа!.. Вот как все это
нелепо устроено!.. Убить, это всякие негодяи обдумали всесторонне, как
сделать, тысячи способов для этого есть, а родить?.. Тут способ только один,
притом чрезвычайно трудный! Вам же, Нюрочка, судьба предлагает другой, более
короткий и легкий. Не будет ли оно гораздо лучше для вас, а? Давайте-ка
думать, что этот именно способ и будет лучше!


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Когда Сыромолотовы вышли в Рыбный переулок, было уже совсем сумеречно,
однако не темно, хотя уличных фонарей по заведенным правилам и не зажигали.
Можно было даже разглядеть лица встречных. А Нахимовская оказалась теперь, в
десятом часу, очень людной и оживленной. Много было офицеров, моряков и
пехотных, так как гарнизонную службу в Севастополе несли ополченские
дружины, и каждый из этих офицеров шел рядом с женщиной, и часто слышались
вспышки веселого смеха.
- Вот видишь как, - говорил, стараясь, чтобы выходило потише, Алексей
Фомич, - война войной, а любовь любовью...
Дома на Нахимовской были большие, с магазинами внизу, но магазины почти
все, кроме бакалейных, были заперты, окна вторых и третьих этажей
занавешены, впрочем, неплотно: то там, то здесь выбивались на улицу
оранжевые косяки и полоски света, однако никто не обращал на это внимания.
Около памятника Нахимову остановился теперь Алексей Фомич вполне
разрешенно, хотя памятник проступал смутно.
- А ведь Нахимов закоренелый был холостяк, - сказал он, - как и адмирал
Ушаков. Женщин на военные суда даже и не допускали. И вот теперь,